Главная » Полы » Какое событие послужило началом внешней политики бисмарка. Внешняя политика Бисмарка. Отношение политики Бисмарка к России

Какое событие послужило началом внешней политики бисмарка. Внешняя политика Бисмарка. Отношение политики Бисмарка к России

Внешняя политика Бисмарка.

Экономический бум укрепил политическое самосознание и увеличил амбиции либеральной буржуазии. В 1861 г. она создает Прогрессивную партию. И прусский ландтаг, в котором эта партия была сильнейшей, отказал правительству в кредитах на реорганизацию армии до проведения либеральных реформ.

Начался конституционный конфликт. Новый министр-президент Пруссии О. Бисмарк (1815-1898) в 1862 г. принял вызов прогрессистов и в нарушение прусской Конституции несколько лет правил без утвержденного парламентом бюджета. Они не рискнули выйти за рамки действий парламентской оппозиции.

Своё неустойчивое внутриполитическое положение Бисмарк укрепил внешнеполитическими успехами. Пруссия и Австрия в войне 1864 г против Дании отторгли у неё немецкую землю Шлезвиг-Гольштейн, которой вначале управляли совместно.

Но взявший курс на объединение страны под эгидой ПруссииБисмарк, умело использовав благоприятную международную ситуацию, сознательно пошел на конфликт с Веной. В Немецкой войне 1866 г Австрия была разбита и возник новый Северо-германский союз, объединивший все государства севернее реки Майн. Окончательно объединение Германии завершилось в итоге Франко-германской войны (1870-1871). Побежденная Франция уступила Эльзас и Лотарингию и должна была выплатить огромную контрибуцию. Охваченные патриотическим пылом, южно-германские государства охотно вошли в состав единой Германии. 18 января 1871 г в Версале была провозглашена Германская империя. Созданное единое немецкое государство не стало демократическим. Появилось новое авторитарно-милитаристское государство во главе с харизматическим лидером.

Конституция империи была продумана таким образом, чтобы лишить рейхстаг возможности реально участвовать в управлении страной. В империи однозначно доминировала победоносная Пруссия с её порядками и традициями. Это стало тяжелой проблемой в дальнейшем, но тогда иной альтернативы просто не было.

Оттозанимал пост рейхсканцлера в течении 19 лет. Во внешней политике Бисмарк стремился прежде всего укрепить положение молодой империи на европейском континенте, выстроив для этого весьма сложную систему союзов. Но его внутренняя политика являлась полной противоположностью расчетливому внешнеполитическому курсу.

Железный канцлер не понимал демократических тенденций своего времени, считая любую политическую оппозицию врагом империи. Он вел ожесточенную но безуспешную борьбу против организованного рабочего движения и левого либерализма.

В конечном счете он пал жертвой собственной системы и в 1890 г был отправлен в отставку. В истории Германии началась новая глава – Эпоха кайзера Вильгельма 2, под управлением которого страна и вступила в новое, 20 столетие.

Введение

1. Внешняя политика Германии 1870 – 1898 гг.

1.1 Франко – Прусские отношения

1.2 Образование международных союзов

2. Влияние Бисмарка на политику Германии

2.1 Отношение политики Бисмарка к России

2.2 Роль Бисмарка в истории Германии

Заключение

Список литературы

ВВЕДЕНИЕ

Обыкновенно князя Бисмарка причисляют к самым знаменитым дипломатам новейшего времени и ставят в один ряд с Талейраном и Меттернихом. И действительно, своей ловкостью своим умением одерживать так называемые дипломатические победы, блеском своей деятельности, резонансом, который она вызывала во всей Европе, князь Бисмарк несомненно заслужил такую же громкую известность, какой пользовались в первой половине истекающего столетия Талейран и Меттерних. Но деятельность бывшего германского канцлера не ограничивается одной дипломатической областью. Называть Бисмарка только дипломатом - значит суживать его значение. Он не только дипломат, но и государственный человек в самом широком значении этого слова. Когда он начал принимать деятельное участие в государственных делах, Германия, как политическое целое, существовала только по имени. В самой Пруссии значение королевской власти было сильно подорвано. Перед Бисмарком стояла задача: во-первых, усилить и упрочить королевскую власть, во-вторых, доставить Пруссии решительное преобладание в Германии и, в-третьих,- слить все германские государства для успешной внутренней государственной деятельности и для защиты их внешних интересов. Этазадача была исполнена блестящим образом на протяжении каких-нибудь двадцати лет. Когда князь Бисмарк начал свою политическую деятельность, Германию уподобляли «глупому Михелю в ночном колпаке и халате с тридцатью шестью заплатами» ; а менее чем четверть века спустя Европа уже имела дело с объединенным могущественным государством, голос которого пользовался преобладающим влиянием в совете держав.

Общественное мнение не только в самой Германии, но и в других государствах приписывает этот блестящий результат преимущественно бывшему германскому имперскому канцлеру. Таким образом, при оценке деятельности князя Бисмарка нельзя довольствоваться одной дипломатической его деятельностью: надо иметь в виду и его роль самого влиятельного государственного человека сперва в Пруссии, а затем и в Германской империи. Это тем более необходимо, что и дипломатическая его деятельность находится в самой непосредственной зависимости от главного события, с которым неразрывно связано его имя. Объединение Германии признается главной заслугой князя Бисмарка, и поэтому, излагая обстоятельства его жизни, мы должны иметь в виду главным образом это событие. Вся его деятельность приводится, как его сторонниками, так и противниками, в связь с этим крупнейшим событием международной жизни Европы второй половины истекающего столетия, и обыкновенно соответственно делят жизнь и деятельность князя Бисмарка на три периода, из которых первый обнимает собой подготовительную деятельность к созданию Германской империи, второй посвящен осуществлению этой исконной мечты германского народа, а третий - упрочению достигнутого результата как во внутренней, так и во внешней жизни государства. Таким образом, жизнь и деятельность князя Бисмарка приобретает целостный характер: с ранней молодости до глубокой старости он был воодушевлен одной идеей, с железной последовательностью добивался ее осуществления и с замечательным искусством достиг своей цели. Таков легендарный князь Бисмарк; таким изображают его благодарные соотечественники; таков распространенный на него взгляд в других государствах.

Отто фон Бисмарк, которому удалось объединить разрозненные немецкие земли в единую Германскую империю, и в наше время остается для многих немцев образцом мудрого политика благодаря его особой роли в истории немецкой государственности.

Целью данной работы является: исследовать внешнеполитическое положение Германии во времена канцлерства Бисмарка.

В работе были поставлены следующие задачи:

1) Проследить процесс зарождения конфликта между Бисмарком и Наполеоном III на кануне франко – прусской войны;

2) Охарактеризовать образование международных союзов после франко – прусской войны;

3) Определить роль Бисмарка в истории Германии.

За прошедшее столетие выпущено значительное количество самой разнообразной литературы, посвященной Бисмарку. В данной работе были использованы следующие издания. В.В.Чубинский – Надежкин, автор единственной в СССР монографии о «железном канцлере» рассматривает деятельность Бисмарка так: «Только тот, кто служит действительно социальному, культурному и нравственному прогрессу своего народа и всего человечества, может достигнуть подлинного величия. Права претендовать на такое величие в высшем смысле слова Бисмарк не имеет» .

А так же не малое значение было уделено изданию немецких писателей Хилльгрубера Андреаса и Берглара Петера. Вданной книге подробно рассказывается о жизненном пути государственного деятеля на поприще политики, войны и дипломатии. Исторические наблюдения автора удачно дополнены выдержками из писем и мемуаров Бисмарка, отражающими блестящий ум и незаурядные литературные способности великого политика .

Так же были использована статья В. Дегоева. В своей статье «Россия и Бисмарк» он рассматривает отношения складывавшиеся между Россией и Германией в период канцлерства Бисмарка. Он описывает Бисмарка как выдающегося политика своего времени. Автор очерка предлагает взглянуть на вещи более спокойно, не пренебрегая возможностью вникнуть в мотивы и логику каждой из сторон. Он далек от намерения воспроизводить фактографическую картину. Автор уверен в своем праве предпочесть размышление констатации, общее – частному, изучение исторического процесса – описанию статичной совокупности фактов.

Ф.Ф. Павленков в своем издании подробно описывает жизнь и деятельность князя Бисмарка. Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную ценность.

1. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ГЕРМАНИИ 1870 – 1890 ГОДЫ

1.1 Франко-прусские отношения

Бисмарк после войны 1866 года настолько обострил конфликт во внутренней политике между правительством и обществом, что в результате получилось безвыходное положение. Исход оставался один – прибегнуть к войне, создать во что бы то ни стало вооруженное столкновение. Никто с Пруссией войны не искал, менее всего Франция.

Наполеон всячески избегал войны. Мы не имеем возможности тут проследить все фазисы пререканий, которые привели к франко-прусскому поединку. Но достаточно будет остановиться на главных моментах, чтобы понять, какого вызывающего образа действий придерживался Бисмарк. Тотчас после окончания войны 1866 года возникает люксембургский вопрос, то есть Наполеон хочет вознаградить себя за нейтралитет небольшим территориальным приращением, совершенно нечувствительным для Пруссии, тем более, что Люксембург, как известно, состоял тогда в личной унии с королем голландским, который соглашался уступить Франции эту страну за известное денежное вознаграждение. Но Бисмарк противится этой сделке. Дело, однако, улаживается конференцией, которая, сообразуясь с международным правом, оставляет Люксембург за германским союзом и требует только срытия крепости и удаления прусских войск. Таким образом, Наполеон вознаграждения не получает, и можно себе живо представить, как велико было его разочарование. Он мечтал о рейнской границе, о Бельгии, и вдруг не смог получить даже Люксембурга. Но тотчас после этого удара Бисмарк наносит Наполеону второй, в шлезвигском вопросе, то есть в вопросе об уступке Дании северных местностей Шлезвига со сплошным датским населением. Наполеон вступился за Данию, но Бисмарк ему решительно отказал. Это окончательно раскрыло Наполеону глаза. «Он увидел, с каким дипломатом он имеет дело, и убедился, что мирным путем он от Бисмарка ничего не получит, что его династические интересы, которые он отождествлял с интересами Франции, сильнейшим образом пострадали от его неосторожной политики, то есть от доверия, которое он питал к Пруссии и которое побудило его дать Пруссии возможность разгромить Австрию» . Если австрийские дипломаты громогласно заявляли, что они благодарности в политике не признают, то Бисмарк об этом не говорил, но в своих действиях проявлял такую черную неблагодарность, что в этом отношении превзошел даже австрийских дипломатов. Наполеон испытал в люксембургском и шлезвигском вопросах то, что впоследствии пришлось испытать России на берлинском конгрессе и в болгарском вопросе. Заносчивость Бисмарка уже после 1866 года достигла таких размеров, что Наполеон вынужден был отказаться от всякого расчета на сколько-нибудь внимательное отношение к своим интересам со стороны Пруссии и обратиться к усиленным вооружениям. Франция готовилась к войне. Она приступила к реорганизации своей армии, начала разрабатывать план военных действий, поддерживать врагов Пруссии где только могла, искать сближения с Австрией (зальцбургское свидание 1867 года).

Конечно, для Бисмарка не могло быть тайной все, что творилось во Франции. Надо полагать, что, ввиду этих обстоятельств, ввиду приближавшейся войны, он постарается сплотить германский народ, вступить в соглашение с южногерманскими государствами, проявить большую умеренность во внутренней политике, ослабить то невыгодное впечатление, которое он произвел своей прежней деятельностью. На самом деле ничего такого не было; наоборот, Бисмарк поступает так, как будто он поставил себе целью поссориться со всеми. В рейхстаге он то и дело возбуждает щекотливые вопросы или разжигает страсти разными нетактическими замечаниями. При пересмотре уголовного кодекса он настаивает на смертной казни там, где рейхстаг хочет ее заменить более мягкими наказаниями, или «бросает в лицо народным представителям, проявившим столько патриотизма, упрек, что они заражены республиканским духом» . Великий герцог баденский, связанный близкими узами родства с прусским королевским домом, предлагает вступить в северогерманский союз. Бисмарк отвергает это предложение, руководствуясь, вероятно, тем мотивом, что тогда объединителем Германии будет признан не он один. По отношению к свергнутым с престолов королю ганноверскому и курфюрсту гессенскому он придерживался самого крутого образа действий, хотя они имели немало сторонников вГермании: он конфискует их имущество и на конфискованные суммы учреждает такой крайне непопулярный фонд, как вельфский, предназначенный преимущественно для организации официозной печати, то есть той печати, которая в течение двадцати с лишним лет неустанно возвеличивала Бисмарка и провозглашала его гениальнейшим из всех государственных людей.

Вооружая таким образом всех против себя в пределах самой Германии, он в то же время все сильнее раздражает и Наполеона III. В начале 1869 года возник так называемый гогенцоллернский вопрос, то есть вопрос о кандидатуре принца Леопольда Гогенцоллернского на испанский престол. Само собою разумеется, что Франция не могла отнестись равнодушно к этой кандидатуре, особенно после тех поражений, которые уже нанес Бисмарк французской дипломатии: выходило, что Франция не только не может рассчитывать на территориальные вознаграждения за содействие, оказанное ею Пруссии, не только должна примириться с возникновением могущественного государства на восточной своей границе, но вдобавок еще ей угрожают с юга вступлением на испанский престол члена прусской королевской семьи. Между тем Бисмарк в своих беседах с французским послом Бенедетти отговаривался тем, что «принц Леопольд пользуется полной свободой в своих решениях и что он, по-видимому, склонен принять испанскую корону, но что Бисмарк лично ему не советует пускаться в такое опасное приключение, хотя это - дело самого принца» . Понятно, какое впечатление должны были произвести такие речи на французское правительство. Всем было известно, что принц Леопольд, как член прусской королевской семьи, не решится на такой серьезный шаг без соизволения короля. Поэтому было весьма понятно, что французское правительство усматривало в этой кандидатуре враждебное действие со стороны Пруссии. Сам король высказывался в том же духе, как и Бисмарк, то есть говорил, что он принцу не советует принимать кандидатуру, но что формально обязать себя, особенно относительно будущего, он не может. В это время произошло свидание короля прусского с императором Александром II в Эмсе в присутствии Бисмарка и русского посла в Берлине, господина Убри. После этого свидания король прусский стал еще решительнее отказываться принять на себя какие бы то ни было обязательства относительно кандидатуры принца Гогенцоллернского на будущее время, и когда французский посол Бенедетти проявил настойчивость в своих домогательствах, ему отказано было в аудиенции. Таким образом, произошел разрыв между Францией и Пруссией.

Ввиду всех этих фактов не может быть никаких сомнений относительно вопроса, кто, собственно, является истинным виновником войны 1870 года. После одержанной над Австрией победы Бисмарк в течение четырех лет постоянно раздражал Францию, и его склонность довести дело до разрыва возрастала по мере того, как он терпел неудачи во внутренней политике. Его образ действий не мог привести ни к чему иному, как к сильному охлаждению немцев к идее об окончательной консолидации их отечества под главенством прусского короля. И вот Бисмарк вторично ставит все на карту, вызывает новую войну в расчете, что и на этот раз военное счастье не изменит прусскому оружию. Настает решительный момент. Пруссия не уверена в готовности южногерманских государств сражаться вместе с ней против Франции. Казалось бы, что мнимому объединителю Германии, то есть Бисмарку, следовало бы вступить в переговоры с Баварией, Вюртембергом и Баденом, чтобы заручиться их союзом, но он хорошо сознает, что его миссия не может увенчаться успехом, что ему, как представителю идеи полного подчинения германских государств Пруссии, вряд ли удастся склонить южногерманские государства к совместной борьбе. Объединителем Германии в этот критический момент выступает кронпринц Фридрих-Вильгельм, позднейший император Фридрих III, признающий своим «долгом позаботиться о развитии государственной и национальной жизни в либеральном духе» и приглашающий немцев «верить, что он далек от мысли вмешиваться в их внутренние дела или лишать их местной самобытности», и «смотреть на него и на его жену как на своих людей, а не как на северогерманских узурпаторов» , провозглашающий, что он будет «монархом, который предстанет перед своим народом честно и без всяких, задних мыслей, преданный конституционным учреждениям».

Кронпринц Фридрих-Вильгельм склонил в этот решительный момент южногерманские государства сражаться вместе с Пруссией против общего врага; он уверил их, что Пруссия под его властью не будет подавлять свободу и самостоятельность других членов союза германских государств, и ему поверили, потому что он, в противоположность Бисмарку, всегда умел внушать к себе доверие всех, с кем ни сталкивала его судьба, потому что он был натурой глубоко честной и потому еще, что его государственные приемы были диаметрально противоположны тем, которых придерживался Бисмарк. Германия обязана победой над Францией конечно, не дипломатам, а людям военным, и на первом месте тут стоят опять-таки кронпринц Фридрих-Вильгельм и Мольтке. Если последний проявил замечательные стратегические способности, то будущий император Фридрих III сумел воодушевить армию, выступить решительным борцом за объединение Германии на основании того единственно верного принципа, что «он не знает различия между баварцем, баденцем и другими жителями тридцати трех отечеств» . Король Вильгельм был прав, когда под Парижем, указав на сына, заявил: «Вот кто нас сюда привел» . О жизни и деятельности Бисмарка во время войны мы имеем самые подробные и точные сведения. Это - дневник одного из чиновников его походной канцелярии, доктора Морица Буша, появившийся в свете под заглавием: «Граф Бисмарк и его люди». Буш находился в постоянном общении с Бисмарком и принадлежит к самым горячим его сторонникам. Его книга с начала до конца является хвалебным гимном в честь его начальника, и тем не менее трудно было бы, кажется, даже самому рьяному порицателю Бисмарка составить книгу, более для него невыгодную, окончательно его развенчивающую как человека и государственного деятеля. В общем, получается такая картина, что Бисмарк преимущественно озабочен был тем, как бы поплотнее покушать и лучше выпить. Страшное кровопролитие не производит на него никакого впечатления. Напротив, он возмущается тем, что военное начальство слишком мягко обращается с французами. Когда ему сообщали, что войска сожгли ту или другую деревню, он весело потирал руки, прибавляя: «Вот это я хвалю». Он приходит в восторг, когда ему сообщают, что какой-то баварский солдат спрашивает своего офицера: «Как поступить с деревней: следует ли ее сжечь или умеренно опустошить?». Но в особенности поражает в дневнике Буша, что в самые решительные моменты разыгрывавшейся трагедии, когда гибли десятки тысяч людей, Бисмарк был озабочен главным образом тем, как бы поплотнее покушать, добыть шампанского, причем он ведет бесконечные гастрономические беседы, прерываемые только восклицаниями «надо расстрелять, повесить, сжечь» да жалобами на то, что военные власти не сообщают ему никаких сведений о ходе операций. Во время знаменитой встречи с Наполеоном, когда тот старался выговорить наиболее выгодные условия для капитуляции Седана и, возмущенный требованиями, которые предъявлял Бисмарк, заявил ему, что армия его предпочтет взорвать крепость и погибнуть, Бисмарк ответил: «Что же, пусть себе взлетают на воздух». Такими «находчивыми» ответами и остротами наполнены два тома книги Буша, и в этом отношении рьяный сторонник Бисмарка воздвиг ему очень незавидный памятник. Еще в другом отношении книга эта содержит указания, весьма характерные для Бисмарка. Одною из главных его забот было снабжать немецкую печать сведениями и соображениями по поводу происходивших событий. Бывали дни, когда он внушал Бушу до шести разных газетных статей, вступая в полемику с разными мнениями. Почти каждый раз день начинался с того, что Бисмарк предлагал написать ту или другую статейку, рекомендовал иллюстрированным газетам тиснуть тот или другой портрет людей, к которым он особенно благоволил. Статейки, внушенные Бисмарком, печатались в разнообразнейших органах, и, таким образом, он старался руководить общественным мнением, особенно когда оно проявляло склонность отнестись снисходительнее, гуманнее к побежденным французам. Само собой разумеется, что газеты дорожили сведениями с театра военных действий, и притом полученными из достоверных источников. Но всем этим сведениям придавалась определенная окраска в духе тенденций Бисмарка. Вот как писалась тогда история, как общество умышленно вводилось в заблуждение.

Несмотря на свои военные способности, кронпринц был врагом войны и в 1870 году поклялся, что это будет последняя его война. Он был расположен вести кампанию по возможности гуманнее, и в его распоряжениях это сквозит на каждом шагу. Наоборот, Бисмарк требовал самых крутых мер, особенно во время осады Парижа и против так называемых франтиреров. Его возмущало, что кронпринц склонен принять английское предложение относительно смягчения участи жителей осажденного Парижа. Ввиду всего этого кронпринц скрывал от Бисмарка многие известия, опасаясь, что тот, пользуясь своим влиянием, в день открытия общегерманского рейхстагана короля, будет настаивать на крутом решении возникавших вопросов. Бисмарк мстил ему тем, что, когда ему удавалось где-нибудь завладеть хорошим помещением для себя и своей канцелярии, он решительно отказывался уделить кронпринцу часть этого помещения и постоянно жаловался королю на образ действий кронпринца. Таким образом, и дело присоединения южногерманских государств к германскому союзу, следствием которого было провозглашение Германской империи в Версальском дворце, обошлось без Бисмарка. Любопытно и то обстоятельство, что король Вильгельм и его советник Бисмарк сомневались, как приступить к этому решительному шагу: они чувствовали, что их прежняя политика не могла возбудить симпатии к мысли об окончательном объединении Германии, так что даже не решались предложить титул «императора», полагали, что лучше назвать короля прусского «герцогом» всех германских государей. И в этом вопросе энергия кронпринца Фридриха-Вильгельма преодолела все препятствия. Его личность внушала безусловное доверие. Население, воодушевленное одержанными победами, шумно домогалось окончательного объединения Германии, а государи знали, что, ввиду преклонных лет короля Вильгельма, в более или менее близком будущем императором германским сделается кронпринц, взгляды которого во многих отношениях, и притом в коренных вопросах, диаметрально расходились со взглядами канцлера короля Вильгельма. Не Бисмарк, а кронпринц, популярность которого в то время достигла самых широких размеров и личность которого внушала всем доверие, был связующим звеном между германскими государями. Только благодаря ему, провозглашение Германской империи состоялось сравнительно легко, вопреки всем препятствиям, созданным Бисмарком.

Последствием войны для Бисмарка было возведение его в княжеское достоинство, награждение значительными денежными суммами и переименование его из союзного канцлера в имперский, состоявшееся 9 марта 1871 года.

1.2 Образование международных союзов

С 1871 г. расстроенная Крымской войной европейская система не только не стабилизировалась, но еще больше потеряла устойчивость. Мало того, что она усложнилась новыми элементами (Италия, Румыния, Греция) и уже одним этим стала неудобной для управления; в ней появился ярко выраженный доминирующий элемент (Германия). И то и другое представляло угрозу всеобщему миру. Банальная логика понуждала Петербург к стратегии восстановления равновесия сил, к которому всегда стремился и Лондонский кабинет. Но не всегда совпадали взгляды России и Англии на то, с кем и против кого поддерживать равновесие. Не было никакой гарантии, что совпадут они и на этот раз, на фоне полухаотического хода событий, растущего напряжения, равновозможных коалиционных комбинаций. Казалось, объективная обстановка позволяла России утвердиться в роли арбитра между Германией и Францией. Однако Петербург мог извлекать пользу из подобного судейства лишь до обострения собственных внешнеполитических проблем на континенте. То есть - до тех пор, пока ему самому не понадобились бы чьи-то посреднические услуги. А это уже ситуация, сужающая свободу маневра. В этом плане положение «блестяще изолированной» и «равноудаленной» от континентальных держав Англии было более выгодным. Ее «ахиллесовы пяты» находились за пределами Европы.

Запутанная партия, разворачивавшаяся на европейской «шахматной доске», глубоко озадачивала почти всех игроков многообразием вариантов, рискованных и соблазнительных. Быть может, единственный человек точно знал, что ему делать, ибо он стремился не победить, а не проиграть, не приобрести, а сохранить. Речь - о Бисмарке, для которого было очевидно: «сберечь объединенную Германию в ее новых границах отнюдь не легче, чем создать ее. А возможно, и труднее. Раньше Пруссия участвовала в коалициях, чтобы стать Германией, теперь Германия должна была защищаться от коалиций, чтобы вновь не превратиться в Пруссию» . Реваншизм Франции, настороженность России и недовольство Англии грозили слиться в целенаправленную политику: коллективно обуздать очередного претендента на гегемонию в Европе.

Отныне Бисмарка заботило одно - выстроить такую международную систему, которая исключала бы образование антигерманского союза. Он предполагал участие Берлина в любой комбинации европейских государств именно для того, чтобы контролировать и гасить па корню опасные для Германии тенденции. Подобная задача, невероятно сложная сама по себе, становилась почти невыполнимой из-за стремления канцлера оставить вне этой структуры одну державу - Францию, быстро оправлявшуюся от поражения. Но чем более недосягаемой выглядела цель, тем настойчивее Бисмарк добивался ее. Он взялся за дело в присущем ему стиле, сочетавшем неистовость и прагматизм. Германская империя - великое детище «железного» канцлера - была для него зеницей ока, ради которой он не собирался жалеть или щадить кого-либо. Как верного последователя Макиавелли, его мало волновал вопрос о «нематериальных» ценностях, могущих быть востребованными для жертвоприношения, - идеология, исторические традиции, династические связи, дипломатические обязательства, личные вкусы и симпатии. Он вовсе не жаждал увековечивать Францию в образе врага и наверняка обрадовался бы возможности установить с ней надежный мир, если бы она этого захотела. Однако абсолютный практицизм подсказывал Бисмарку, что Париж в обозримом будущем никогда не смирится с итогами франко-прусской войны. Поэтому надо сделать так, чтобы Франция вела политику реванша в одиночку, а Германия противостояла ей, имея на своей стороне нейтральную или – хорошо бы! – молчаливо сочувствующую Европу, коль скоро рассчитывать на большее просто нереально. Бисмарк опасался не агрессии Франции (поскольку при этом великим державам будет не с руки поддерживать ее), а превентивного удара Германии, который может сплотить против нее Европу. После 1871 года выдающийся ум и чувство удовлетворенности превратили Бисмарка из милитариста в одного из самых миролюбивых западных лидеров, совсем не потому, что пацифизм был органичной чертой его натуры, а потому, что пацифизм стал наиболее целесообразным оружием.

После победы над Францией канцлер принялся свивать паутину союзов, имевших для Германии в принципе оборонительное значение. По замыслу Бисмарка, все нити паутины должны были сходиться в Берлине, в его руках. Новую систему он предполагал снабдить прочным ядром, наподобие того, чем являлся в свое время Священный союз. Последний, однако; охранял всеобщий мир, как средство обеспечения равновесия и статус-кво для всей Европы. Бисмарку же требовался мир только для защиты своей страны. Канцлер заранее подготовил условия для предотвращения изоляции Германии. В 1863 г. он безоговорочно поддержал Россию, не уставая и позже убеждать ее в своем полном благорасположении. В 1866 г. он помог итальянцам приобрести Венецию. Тогда же у Австрии, проигравшей войну Пруссии, осталось нечто вроде чувства признательности Бисмарку, благодаря которому ее поражение оказалось почти «турнирным», с минимальным в тех обстоятельствах материальным и моральным ущербом для Вены.

Бисмарк остро нуждался в устойчивом геополитическом объединении в Европе, превышающем по своей суммарной мощи любой другой альянс. Идеальными кандидатурами были Австро-Венгрия и Россия. Союз с первой гарантировал господство в Срединной Европе. А дружба с Петербургом открывала перспективы глобального преобладания. Проблема, однако, состояла в том, как смягчить русско-австрийские противоречия па Балканах и избежать столкновения в этом взрывоопасном регионе. Существовали и другие трудности. Остававшиеся вне этого предполагаемого объединения государства - прежде всего Англия и Франция - не испытывали никакого восторга от такой реорганизации Европы, чреватой возрождением Священного союза. Они были готовы противодействовать планам Бисмарка и искать контркомбинации, в том числе с привлечением России и Австро-Венгрии. Кроме того, в Англии, где традиционно лелеяли идею равновесия, у кормила власти, после Пальмерстона, встали люди, понимавшие суть общеевропейских перемен не хуже германского канцлера. Все это позволяло сравнить задачу Бисмарка с тем, что делает жонглер или эквилибрист. С одной существенной разницей - он никогда не занимался такого рода «фокусами», у него не оставалось времени для тренировки, и, наконец, он подвергал огромному риску не только себя, но и судьбу Германии.

Петербург, хорошо видя, куда переместился дипломатический центр Европы, испытывал растущую озабоченность. Его не устраивала сама идея чьего-либо господства на континенте, от которого Россия страдала дважды - при Карле XII и Наполеоне I. Что касается собственного господства, то на реставрацию его пока не хватало сил. Да и, похоже, прошли времена, когда в Европе могла безоговорочно доминировать одна держава. Шла вязкая позиционная борьба на все более мозаичном поле. Каждый подбирал себе больших и малых союзников в соответствии со своими собственными национальными интересами. Отчасти осознанно, отчасти стихийно формировалась новая сложная структура военно-политического равновесия. Усиливалось влияние на этот процесс внеевропейских, колониальных проблем. В атмосфере неопределенности и тревоги перед неизвестным повысилась роль экспериментального, так сказать творческого начала в международной политике. Всякий раз после крупных потрясений, отодвигавших в тень истории одни государства и выводивших на свет другие, Европа должна была решать - что делать дальше. Но, пожалуй, никогда прежде этот вопрос не стоял так зловеще, хотя многие еще не чувствовали всего драматизма возникшей перед пародами проблемы выбора.

На первый взгляд, не было ничего фатального и ничего нового в том, что возвысилась одна из держав. Ведь издавна существовала банальная модель пресечения диктаторских поползновений - создание адекватного противовеса из заинтересованных государств. Так действовала Европа против Испании, Священной Римской империи, Франции, России. И все же после 1871 г. в международной конъюнктуре уже различимы признаки, отличающие ее от внешне аналогичных ситуаций в прошлом. Небывало выросли уровень военных технологий и скорость армейской мобилизации, что резко повышало остроту взаимных угроз и взаимного недоверия, порождало роковые соблазны. Возможность локализации войн и прекращения их по воле людей стремительно сокращалась. Уменьшались и шансы достигнуть быстрой и решительной победы над врагом, извлечь из нее нужные результаты, закрепить их в соответствующих дипломатических договорах и заставить других признать итоги войны. Благодаря распаду империй и образованию независимых государств происходило дробление Европы. Увеличивалась общая сумма противостоящих друг другу интересов. Слабые игроки искали помощи сильных, чтобы получить гораздо больше того, что они имели или что им причиталось «по справедливости». Их заботили только собственные цели, даже если ради них понадобилось бы нарушить европейский мир. Великие же державы старались соблюдать осторожность в отношениях со своими новоиспеченными собратьями и до поры до времени не давали вовлекать себя в опасные авантюры.

Как известно, появление в системе новых составных элементов усложняет ее управление и ее предсказуемость. В конечном итоге именно проблема контроля над деструктивными процессами объективно являлась самой важной для Европы - важнее, чем в 1815 г. Тогда эту проблему решили почти оптимально, ибо политики понимали ее всем своим существом. Теперь ее скорее ощущали, чем понимали. А когда все же пытались ее осмыслить, то не столько в контексте общеевропейского урегулирования, сколько с точки зрения частных преимуществ и гарантий для той или иной стороны. Государственные деятели бисмарковского поколения были не глупее своих предшественников, но стоявшие перед ними задачи требовали больше, чем просто ума и просто воли. Перед лицом неведомого и тревожного будущего они не без опаски маневрировали в пределах имевшихся у них альтернатив, избегая связывать себя четкими долгосрочными обязательствами на все случаи жизни. Они предпочитали отвечать на вызовы времени, а не упреждать их. Каждый из них в отдельности не был лишен благих намерений и способности к компромиссам, однако при наличии явных угроз миру и стабильности отсутствовала общая - не важно, с какой идеологической подкладкой, - концепция европейской безопасности. И в этом они безусловно уступали участникам Венского конгресса. Спонтанное, неупорядоченное развитие событий вынуждало политических лидеров 70-80-х гг. XIX в. то и дело полагаться на импровизацию и интуицию со всеми их плюсами и минусами. А как только «большая игра» в Европе выходила за условные рамки канонических правил, превосходство над партнерами и соперниками оказывалось на стороне Бисмарка.

Германский канцлер, проявив небывалую расторопность в достижении цели, продемонстрировал яркий политический талант. А приложив после 1871 г. все силы к сохранению достигнутого, он выказал зрелую политическую мудрость. Совершенно не смущаясь, казалось бы, нереальной и одиозной в глазах Запада задачей, Бисмарк принялся за воссоздание того, что не могло не ассоциироваться со Священным союзом - австро-русско-германского блока. Пока Лондон, Париж, Петербург и Вена пытались определить размеры угрозы, исходившей от новой Германии, Бисмарк сделал несколько блестящих ходов, чтобы эти опасения не воплотились в согласованные действия. Решительным предложением объединиться с Германией на взаимовыгодных основах он вывел из стана своих потенциальных противников Россию и Австро-Венгрию. В результате интенсивных переговоров 1871-1873 гг. и обменов официальными визитами между Берлином, Веной и Петербургом был образован Союз трех императоров, декларировавший своими целями: сохранение статус-кво в Европе; совместное урегулирование восточного вопроса; сотрудничество в обуздании революции. В принципе подобные установки отвечали интересам всех сторон.

Бросалось в глаза и сходство со Священным союзом, впрочем - при ближайшем рассмотрении - весьма относительное. Священный союз, как сердцевина Венской системы, несмотря на свои недостатки, представлял собой инструмент обеспечения мира и стабильности для всей Европы. Что касается Союза трех императоров, то он создавался в качестве фундамента иной, бисмарковской системы. Конечный смысл ее состоял в том, чтобы возвести защитный барьер вокруг Германии, прежде всего - против Франции и тех, кто пожелает помочь ей. Такой подход не гарантировал коллективной безопасности. Более того - исключал ее. По-видимому, останется навсегда неразрешимым вопрос - а возможно ли было вообще придумать для Европы нечто сравнимое по эффективности с Венской системой в ситуации, когда после 1871 года в европейской геополитической «тектонике» образовался катастрофический франко-германский разлом, какого еще не знала Европа? Лишь одна общая тенденция поддавалась прогнозу: отныне непримиримый антагонизм между немцами и французами станет источником накопления высочайшего напряжения в международных отношениях, с почти неизбежной перспективой, что кто-то станет на одну сторону, а кто-то на другую.

Россия не собиралась обрекать себя на роль пассивного исполнителя планов Бисмарка. Она вступила в Союз трех императоров с целями, существенно отличными от тех, которые преследовал германский канцлер, открыто их не декларируя. Александра II действительно волновали проблемы статус-кво в Европе, компромиссного решения восточного вопроса и предотвращения революции. (Именно поэтому Бисмарк и провозгласил их как основу для партнерства.) И он намеревался честно сотрудничать с Берлином и Веной в этом направлении при условии, что его не лишат свободы действий в угоду чьим-то замыслам. Однако Петербург решительно отказывался толковать Союз так, как этого хотел Бисмарк - в качестве средства апти-французской политики. Хотя канцлер догадывался об этом, все же он испытал немалое огорчение, когда его худшие подозрения подтвердились, да еще в весьма рискованных для Германии обстоятельствах.

В апреле 1875 г. Парижский кабинет предупредил великие державы о подготовке Германией превентивного удара против Франции. Со стороны последней это, скорее всего, был пробный шар, запущенный, чтобы выяснить реакцию Европы. Возникла ситуация военной тревоги, в которой Россия дала Берлину ясно понять, что «она не допустит нового поражения Франции, и никакой Союз трех императоров здесь ей не помеха» Взбешенному Бисмарку ничего не оставалось, как принять это предупреждение к сведению. Его раздражение не было безосновательным, поскольку войны он не замышлял. Однако он мог утешиться тем, что военная тревога оказалась небесполезным опытом для Германии. По крайней мере, теперь была точно известна позиция России, окончательно утвердившая Бисмарка в одном важном предположении: Берлин исчерпал лимит терпимости Петербурга к его экспансионистской политике в Европе, и отныне продолжение ее чревато объединением России, Англии и. Франции. Пока германским канцлером оставался человек, преследуемый «кошмаром коалиций», сохранялись реальные шансы избежать большой войны.

События 1875 г. позволили Петербургскому кабинету впервые за многие годы взять на себя арбитражную роль в Европе. Впрочем, этим преимуществом он владел недолго. Очередное обострение восточного вопроса сделало Россию настолько уязвимой, что ей самой потребовались дипломатическая помощь и посреднические услуги Бисмарка.

Недовольный Россией, он всячески старался дать ей почувствовать свою сильную руку. Заключив в 1879 году союз с Австрией, он стремился поочередно присоединить к этому союзу все другие государства, не тяготевшие ни к Франции, ни к России. Румыния, Сербия, Греция, Турция, Испания, Англия, Швеция и Норвегия прямо или косвенно приглашались присоединиться к «лиге мира». Представители всех этих государств совершали паломничество в Берлин, желая по возможности дороже продать свою дружбу германскому имперскому канцлеру. Делая вид, что он поддерживает дружественные отношения с Россией, он на деле собирал против нее все доступные ему силы и, где не мог заручиться прямым союзом, старался по крайней мере обеспечить за собой дружественный нейтралитет. Уже в самом факте заключения этой «лиги мира» содержался скрытый вызов по адресу России, потому что она выставлялась державой, склонной прибегнуть к оружию. Российская дипломатия отвечала на весь этот поход Бисмарка молчанием, бездействием. Возник опасный болгарский кризис, во время которого Российской дипломатии пришлось иметь дело с соединенными силами Австрии, Турции, Англии и Италии при вполне безучастном на вид отношении Германии. В то время как Россия лишалась плодов кровопролитной войны на Балканском полуострове, Бисмарк продолжал повторять свою стереотипную фразу о «костях померанского гренадера» . Для всех, однако, было очевидно, что если бы он этой фразы не повторял, если бы он дал почувствовать, что в случае надобности Германия станет на сторону России, то болгарская передряга разыгралась бы совершенно иначе. Россия и на этот раз промолчала, как бы мирясь со своей неудачей в Болгарии. Но игра Бисмарка была слишком уж очевидна. Пруссия продолжала усиленно вооружаться и, потребовав от рейхстага увеличения мирного состава армии на 40 тысяч человек, вслед за тем внесла новый законопроект о ландвере и ландштурме, увеличивающий численность германской армии в военное время на 500 тысяч человек. Одновременно шли такие же усиленные вооружения и в Австро-Венгрии. При таких обстоятельствах состоялся приезд императора Александра III в Берлин. До чего дошел задор Бисмарка в этот момент, можно судить по следующему факту. Свиданию предшествовал рьяный поход всех германских официозных газет против финансов России: Россия выставлялась на краю банкротства, немецким капиталистам предлагалось во что бы то ни стало отделаться от русских бумаг, которые за два года перед тем, во время афганского кризиса, когда Бисмарк рассчитывал втянуть Россию в войну с Англией в Средней Азии, выставлялись его официозами и им самим ценностями вполне солидными; мало того, перед самым приездом императора Александра III в Берлин последовало запрещение германскому имперскому банку выдавать ссуды под русские бумаги; результатом же всего этого было понижение Российского вексельного курса до полтинника за рубль. Вот при такой обстановке Бисмарк устроил свидание с русским императором. Аудиенция продолжалась полтора часа. Бисмарку были предъявлены подложные документы, в которых заключались указания на истинную роль, сыгранную им в болгарском вопросе. Он удовольствовался установлением подложности этих документов. Вот все, что известно о состоявшемся свидании. Но вслед за тем появилась в «Русском инвалиде» статья, в которой заявлялось, что России «не страшны силы всей лиги мира» . Это было первое официальное признание с русской стороны острого характера международного кризиса. В ответ на эту статью князь Бисмарк произнес в рейхстаге, защищая законопроект об увеличении германской армии на 500 тысяч человек, упомянутую уже речь, которую можно назвать его лебединой песнею. В этой речи он заявлял, что Германия может выставить «против Франции и России по миллиону вполне обученных и прекрасно вооруженных войск» и что она «никого, кроме Бога, не боится» .

25 января (6 февраля) 1888 года Бисмарк произнес свою грозную речь, а 26 февраля (9 марта) императора Вильгельма I не стало. Для Бисмарка настали, как он сам выразился, «самые трудные дни в его жизни». Это чистосердечное признание крайне характерно для уяснения взгляда Бисмарка на государственное дело. Казалось бы, что самыми трудными днями для него должны бы быть те моменты, когда Пруссии угрожала война с Австрией и Францией, когда решалась судьба Германской империи; теперь же Германия была объединена, серьезным опасностям ее единство не подвергалось, смертельная болезнь Фридриха III, как она ни была прискорбна в других отношениях, менее всего огорчала самого Бисмарка, потому что взгляды этого несчастного монарха диаметрально расходились со взглядами Бисмарка, престолонаследие было вполне обеспечено,- значит, все обстояло сравнительно благополучно,- и тем не менее, Бисмарк признает стодневное царствование Фридриха III «самыми тяжелыми днями» в своей жизни. Все могли ожидать, что Бисмарку придется выйти в отставку. Фридрих III, когда был кронпринцем и тотчас по вступлении на престол, неизменно заявлял о своем твердом намерении управлять страной в строго конституционном духе. Манифест нового императора был составлен без участия канцлера, и ему официально предлагалось только принять к сведению и руководству «те начала, которые императором предначертаны». Бисмарк чувствовал, что бразды правления ускользают из его рук, и не особенно рассчитывал на сына Фридриха III, проявлявшего, несмотря на свою молодость, большую решительность. Недаром Бисмарк о нем говорил, что «он сам будет своим канцлером». Болезнь Фридриха III была слишком серьезна, чтобы он мог приступить к каким-нибудь решительным правительственным мероприятиям. Тем не менее в Германии повеяло новым духом. Все, однако, знали, что дни столь симпатичного монарха сочтены. Взоры обращались на наследника престола, и тот, по-видимому, не намеревался отступать от заветов своего дела и, между прочим, не хотел расставаться и с Бисмарком. Ходили слухи о воинственности Вильгельма II, и опять-таки чрезвычайно характерно для Бисмарка то обстоятельство, что в этой воинственности молодого монарха общественное мнение усматривало верную гарантию того, что Бисмарк останется у власти. Но, как вскоре обнаружилось, толки о воинственности Вильгельма II не оправдались. Он вовсе не проявлял склонности продолжать агрессивную политику своего канцлера, выразившуюся так ярко в возгласе: «Мы, немцы, никого, кроме Бога, не боимся» Тотчас по вступлении на престол молодой император попытался дать более миролюбивое направление политике германского правительства. Подобно своему отцу, он заявил о твердом своем намерении управлять страной конституционно, удовлетворить справедливые требования рабочего люда, устранить острый кризис в отношениях с Россией.

Таким образом, между программою нового монарха и программою его канцлера обнаружилось существенное разногласие. Бисмарку пришлось публично признать, что он новому императору «не импонирует». Но в сущности шансы канцлера были гораздо хуже: он сам не отдавал себе отчета, что даже при лучшем желании императора он мог оставить его во власти только в том случае, если Бисмарк признает свою политику ошибочной и вместе с тем будет впредь гораздо уступчивее. Действительно, продолжать политику германского канцлера по отношению к России значило довести дело до войны; продолжать политику Бисмарка по отношению к рейхстагу значило окончательно лишиться в нем правительственного большинства; продолжать политику Бисмарка в сфере экономической значило нанести народному хозяйству непоправимый вред, ибо, несмотря на таможенные пошлины, привоз превышал уже отпуск на 800 миллионов марок, отпускная торговля Германии пришла в явный упадок, а между тем привоз земледельческих продуктов все усиливался, несмотря на пресловутые хлебные пошлины; продолжать политику Бисмарка по отношению к социалистам, также не было возможности.

Таким образом, отставка князя Бисмарка была вовсе не капризом императора Вильгельма II, тяготившегося будто бы опекой своего канцлера: она была неизбежна вследствие целого ряда крупных промахов, совершенных Бисмарком. Гениальность его представляется, следовательно, в очень странном свете. По всем отраслям управления он попал в глухие переулки, из которых не было выхода. Он посадил государственный корабль на мель, и нужно было во что бы то ни стало избрать «новый курс», чтобы не наскочить на подводный камень и не потерпеть окончательного крушения. Конечно, «новый курс» мог быть избран и при участии Бисмарка, но, понятно, только в том случае, если бы он признал свои промахи с твердым намерением их больше не повторять. Но Бисмарк был далек от подобного настроения; напротив, он по-прежнему был уверен в непогрешимости своих взглядов: он не мог отрешиться от убеждения, что он - величайший государственный человек своего времени и что отказаться от его советов значит погубить Германию. 8 (20) марта 1890 года его отставка была подписана императором Вильгельмом II вместе с производством его в генерал-фельдмаршалы и присвоением ему титула герцога Лауэнбургского.

2. ВЛИЯНИЕ БИСМАРКА НА ПОЛИТИКУ ГЕРМАНИ

2.1 Отношение политики Бисмарка к России

70-80-е гг. XIX в. считаются эпохой Бисмарка, что означает признание его исключительного влияния на ход европейских дел. Характер этого влияния отличался и от наполеоновской «антисистемы» начала XIX в., с ведущей ролью Франции, и от Венской системы, гарантом которой с 1815 г. по 1853 г. была Россия.

Господство Наполеона обеспечивалось созданной им военно-политической машиной экспансии, быстро приходившей в негодность от остановок и простоев. Бесконечно поддерживать ее в состоянии движения, тем более перед лицом растущего сопротивления, оказалось невозможным.

Россия долго доминировала в Европе с помощью более прочной и более сбалансированной международной институции - европейского «концерта» и его сердцевины - Священного союза. Эта гиперструктура работала благодаря оптимальному сочетанию в ней консервативно-идеологических и прагматических начал. Не чуждую подчас острых внутренних противоречий, ее предохраняло от распада то обстоятельство, что «она строилась не для войны, а для мира - реалистичными на тот момент средствами, на базе многосторонних переговоров, рациональных решений и компромиссов» . В ней не было ни партий, ни оголтелых экспансионистов, а спорадические поползновения французских реваншистов эффективно сдерживались коллективными усилиями. В отличие от своего предшественника Наполеона 1, русские «жандармы» Европы Александр I и Николай I стремились не к завоеваниям, а к сохранению стабильности на континенте, и поэтому их арбитражная «диктатура» являлась относительно терпимой для всех членов европейского сообщества, а для Австрии и Пруссии - подчас совершенно незаменимой. В течение нескольких десятилетий общим врагом правителей великих держав была не Россия, а Революция, борьба с которой без помощи Петербурга представлялась крайне сложной задачей. И все-таки в конечном итоге именно гегемония России объединила против нее страны «крымской коалиции». Когда Европе захотелось радикальных перемен, стоивших в ее глазах риска и жертв, она решила, что царизм исчерпал свою историческую роль охранителя спокойствия и превратился в главное препятствие на пути социально-политического прогресса. К концу 40-х гг. XIX в. в общественном сознании, завороженном мечтой о светлом будущем, немыслимом без разрушения «темного» прошлого и настоящего, резко упал спрос на принцип статус-кво. На первый план вышла проблема реформ не только во внутриполитической сфере, но и в международных отношениях. В частности, имелось в виду восстановить нарушенное Россией равновесие сил, даже если придется прибегнуть к оружию. Крымская система, задуманная как способ поддержания «восстановленного равновесия», обернулась совершенно иным результатом: сначала реваншистская гегемония Наполеона III на фоне разлаженного европейского «концерта», затем военно-политическое преобладание Германии и торжество бисмарковской дипломатии.

Мироустройство по Бисмарку, изначально порожденное жаждой перемен, в конце концов эволюционировало в механизм их предотвращения. То, в чем остро нуждалась объединяющаяся Германия, было уже не нужно Германии объединенной. В понимании этого состояло бесспорное интеллектуальное и профессиональное преимущество Бисмарка над многими немецкими политиками. Консервативно-охранительная суть бисмарковского международного порядка решительно разнила его с французским господством времен Наполеона I, а жесточайший прагматизм этой эгоистической системы делал ее непохожей на русское господство времен Священного союза с его полумессианскими идеалами.

Строго говоря, реализованная Бисмарком схема германской безопасности основывалась не па принципе баланса сил, а на изумительной дипломатической эквилибристике, успех которой зависел от личного таланта канцлера. Этот талант не дорого бы стоил, если бы он был неспособен осознать некий фундаментальный постулат. А именно: без России - союзной или хотя бы нейтральной - благополучие Германии недостижимо, поскольку немцам не с руки решать свои проблемы на западе, непрестанно оглядываясь на восток. Россия уже давно заняла в европейской и мировой политике совершенно особое место, и, чтобы потерять его, требовалось такое количество просчетов, которое очень трудно было совершить физически. Потерпев, казалось бы, катастрофическое поражение в Крымской войне и «уйдя в себя», Россия осталась великой державой, радикально влиявшей на ход европейской истории даже помимо своей воли. Наполеон III в апогее могущества и славы искал союза не с кем-нибудь, а с Россией. А когда он поддался иллюзии о возможности обойтись без нее, Францию постигла трагедия. Бисмарк выучил этот урок на всю жизнь и никогда не повторил ошибки французского императора. Он был убежден: Россия непобедима, поэтому нельзя растрачивать силы на бредовую цель войны с русскими. Он не допустил создания антирусской коалиции в период восточного кризиса 70-х гг. XIX в. И сделал это вовсе не из чувства благодарности за 1871 год. Бисмарк поддерживал Петербург и во время балканских событий 80-х гг., «прощая» его очевидные промахи. Даже после того, как Россия фактически потеряла Болгарию, канцлер не спешил откликаться на прогерманские настроения софийского правительства. Тут тоже не может быть речи ни о каких иных соображениях, кроме сугубо практических. Они же объясняют последовательную настойчивость Бисмарка в вопросе о заключении целой серии партнерских соглашений с Россией, начиная с Альвенслебенской конвенции 1863 г. и кончая Перестраховочным договором 1887 г. Главный залог прочности сплетенной Бисмарком «союзной паутины» он видел в треугольнике Берлин-Вена-Петербург, в котором русско-германские отношения в конечном счете играли первостепенную роль.

Бесполезно гадать по поводу того, как долго выстояло бы гигантское сооружение Бисмарка, останься он в 90-е гг. у власти. Но похоже все же, что канцлер был единственным человеком, умудрившимся предохранить его от обвала. Прежде всего благодаря пониманию некоей «простой» истины: в любой общеевропейской политической архитектуре, претендующей на долговечность, должен быть «русский» фундамент. В политике соискания дружбы России расчетливый Бисмарк переиграл самоуверенного Наполеона III лишь для того, чтобы преемники французского императора взяли реванш над преемниками «железного» канцлера. России принадлежала отнюдь не пассивная роль в международных отношениях 70-80-х гг. XIX в., но ее большая, чем у других стран самодостаточность зачастую позволяла ей отдавать инициативу сближения более заинтересованной стороне, без опаски упустить выгодный момент и выгодную возможность. Пожалуй, это обстоятельство несколько развращало Петербургский кабинет, мешая ему принимать своевременные, тем более упреждающие решения. Впрочем, порожденные подобной нерасторопностью ошибки все равно не грозили России, в отличие от других европейских держав, таким ущербом, который она была бы не в состоянии пережить.

2.2 Роль Бисмарка в истории Германии

«Немецкий вопрос», с тех пор как в ходе столкновения немцев с революцией и с «Великой империей» Наполеона он превратился из литературно-духовной в политическую и социальную проблему, всегда представлял собой вопрос европейского масштаба. С тех пор в сильно сокращенном виде «немецкий вопрос» означает следующее: как привести стремление немцев - по своему расположению в центре Европы и своему потенциалу занимающих особое место - к единству и свободе, к объединению в национальном государстве, таком, какое крупные западноевропейские нации имели уже со времен средневековья, в соответствие с безопасностью всей Европы, а так же с простирающимися до самого центра Европы властными амбициями великих европейских
держав (в том числе обеих великих немецких
держав, Австрии и Пруссии), с их заинтересованностью в состоянии «равновесия», которое предоставляет максимально возможную свободу действий. До сих пор - это еще раз подтвердила структура Германского союза, созданного Венским конгрессом в 1815 году, - такое состояние покоилось в основном на уравновешивающей функции центра Европы, который представлял собой свободное государственное образование союзного типа, включающее в себя суверенных немецких князей и вольные города, и служил «буфером» между великими державами.

Ход и итоги революции 1848 года продемонстрировали едва ли преодолимые внутригерманские территориальные и социальные трудности при решении «немецкого вопроса» посредством образования национального государства с первой попытки и революционным путем. Кроме того, события в 1848 г. способствовали тому, что в ходе дебатов в немецком Национальном собрании обнаружился гигантский размах притязаний пребывающего в момент образования национального немецкого государства, которые в окончательном виде представляли собой - как всегда, имеющее разрозненный вид, основывающееся на понятиях «мелконемецкий», «великогерманский» или «центральноевропейский», - объединение всей Центральной Европы в широком смысле слова, от Северного и Балтийского морей до Адриатики. Подобное объединение в такой степени бросает вызов всей остальной Европе (как великим державам, так и мелким соседям национального немецкого государства), что эта попытка при наличии такой международной перспективы была неизбежно обречена на провал.

Стремление к экономическому объединению как можно более обширной части Центральной Европы, которое родилось еще в домартовский период и имело место в ходе революции и после ее завершения, в условиях, когда две великие немецкие державы соперничали между собой, а средние и мелкие немецкие государства настаивали на своем суверенитете, было в политическом отношении насильственно остановлено «на полпути». Начиная с 1834 года, экономическое единство было реализовано на «мелконемецком» уровне в рамках Германского таможенного союза, существовавшего под эгидой Пруссии. В 50-е годы в качестве конкуренции планировалось создание широкомасштабного таможенного союза, соответствовавшего интересам Австрии. Само по себе это стремление, даже в экономически мощном сочетании с «углем и сталью», не могло привести к политическому решению «немецкого вопроса». К этому прибавилась сильная позиция ведущей державы консервативного лагеря, России, которая распространяла свое влияние и на Центральную Европу и сопротивлялась любым переменам в этом регионе. Это в полной мере показал итог «союзной» политики Пруссии, ориентированной на «мелконемецкое» решение посредством договоров, вскоре после революции, в 1850 году (Ольмюц). До тех пор пока сохранялась такая расстановка сил в центрально-европейском и общеевропейском масштабе, решение «немецкого вопроса» было исключено.

Лишь новая историческая веха, Крымская война (1854-1856 гг.), повлекшая за собой вытеснение России с занимаемых позиций и длительный политический разрыв между Россией и Англией и Россией и Австрией, внесла изменения в существующую расстановку сил и создала внешнеполитические рамки для решения «немецкого вопроса». Пруссия, экономически более динамичная, в военном отношении после реформы более современная, в области проведения национальной политики более гибкая, хоть и парализованная с начала шестидесятых годов внутриполитическим кризисом, имела по сравнению с Австрией несколько более благоприятные шансы. Однако до событий 1866 года под Кениггрецем решение оставалось открытым, а до поздней осени 1870 года еще «не окончательным».

Историческая заслуга Бисмарка состоит в том, что он ясно осознал, каким образом, то есть на какой властной основе (прусское военное и бюрократическое государство), в каком направлении и в каких пределах должен быть «немецкий вопрос» под эгидой Пруссии, чтобы это решение было приемлемым для Европы. Главным же залогом успехов канцлера было то, что его политическая концепция, основанная на этом решении, cтратегически и тактически далеко превосходила действия противников. Эта концепция включала в себя подчинение немецкого национального движения государственным интересам Пруссии, а также примат дипломатических и - в строго контролируемых пределах - военных средств в рамках разумной политики нажима. В случае необходимости Бисмарк не исключал дуэлеобразных, не допускающих международного вмешательства, традиционных войн, в условиях отказа (от «излишних» эмоций национальной окраски или «подрывных средств» национал-революционного толка.

Путь Пруссии, с 1862 года вед омой Бисмарком, временами пролегал вплотную к обозначенным таким образом границам. Однако необходимости в нарушении их не возникало - не в последнюю очередь благодаря чрезвычайной фортуне прусского премьер-министра, проявлявшейся иногда при принятии решений. Результатом событий 1866 и 1870-1871 гг. было коренное изменение расстановки политических сил в Европе при сохранении системы власти в целом, а также ее социальной основы.

Независимо от этого наблюдалась «революционизация» положения в Европе в двух отношениях. Решающее значение имело то, что вновь образованная Германская империя, которая считалась объективно «незавершенным», а Бисмарком объявлялась «удовлетворенным» национальным государством с Пруссией в главной роли, впервые на протяжении столетий создала в Центральной Европе своего рода центр тяготения. Прежде фланговые государства, Россия, Франция и Англия, соперничая друг с другом, тем или иным образом распространяли свое влияние на центр континента. Теперь новая великая держава, занимающая «полугегемонистское» положение в Европе - Германская империя, - расширяла сферу своих интересов на Восток и Запад, на Юг и Юго-Восток. Кроме того, Австрия в 1866 году утратила свою ведущую роль, и Габсбургская монархия была оттеснена на Юго-Восток. Истощающее силы соперничество между Австрией и Пруссией на центрально-европейской арене, существовавшее до 1866 года, сменилось в 1871 и в 1879 годах реализованным в двойственном союзе сотрудничеством между ними. Это дало Германской империи относительно прочное положение на континенте. Впрочем, в случае объединения других великих держав все еще оставалась опасность, которая, прежде всего из-за внутренней ослабленности двойной монархии, Австро-Венгрии, грозила нестабильностью империи в будущем. Сомнительность политики Бисмарка, до 1871 года как в политическом аспекте, так и с точки зрения сохранения социального устройства Пруссии как «скала из бронзы», успешно способствовала поддержанию консервативного социального устройства всей Европы. Это качество канцлера дало себя знать при переходе от политического наступления на международной арене к неизбежной обороне, а также в необходимости ограничиться консолидацией и сохранением достигнутого и принять незавершенность национально-государственного решения в духе национальных идей Паульскирхе как данность. Бисмарк считал, что, осуществив аннексию Эльзаса и Лотарингии, объективно крайне спорную, но необходимую, по его мнению, для установления «истинного» равновесия между континентальными великими державами в Европе, он сможет остановить динамику национальной идеи, которую до сих пор культивировал, хоть и направлял в определенное русло, и удержать вновь созданную Германскую империю в статичном состоянии (как в социальном, так и в политическом отношении).

Бисмарк глубоко изучил современные ему структуры расстановки сил на международной арене и сумел - пусть даже частично и временно (начиная с 1878 года) - включить Германскую империю в европейскую систему государств и выдвинуть ее в качестве фактора поддержания мира. Это было внешнеполитическим достижением (после того как перед этим он сам разрушил существующее соотношение сил) чрезвычайного значения. Вместе с тем у канцлера отсутствовали категории для осознания социальной динамики, которую невозможно было с помощью перемены соотношения сил в Центральной Европе надолго отвести в сторону от внутриполитической проблематики и обуздать. Более того, в результате «революции сверху», совершенной силовыми методами, социальные процессы ускорились. Попытки Бисмарка насильственными методами уничтожить опасные социальные силы, несущие в себе революционный заряд, которые, как он считал, угрожают существованию империи наряду с коалициями иностранных держав, были обречены на провал. Национальная и социальная динамика Германской империи, руководство которой выскальзывало из рук канцлера, оказывала, в свою очередь, обратное воздействие на международную политику и уже в конце восьмидесятых годов грозила выйти за рамки союзной «системы», рассчитанной на поддержание мира в Европе.

«Зарядку» прусской державной идеи националистическими эмоциями Бисмарк считал чрезвычайно опасной, но не мог сдержать ни до, ни после отставки. Эта тенденция все чаще проявлялась в выступлениях социальных и политических сил, задающих тон в общественном мнении Германии, и привела - как бы на другом, гораздо более опасном уровне - к новому вызову Европе, подобно революции 1848 года. Однако теперь, вследствие соединения пропаганды «пангерманской» и «центрально-европейской» идеи с прусско-германской государственной властью, во взрывчатой атмосфере «мировой политики» вильгельмовского образца это закончилось вначале реальной изоляцией империи в Европе, а затем «бегством вперед», в войну за «мировое господство или смерть».

Национальное единство в 1918 году пережило поражение в мировой войне и конец монархий в Германии. Это стало подтверждением интегрирующей силы национального государства, которая отчетливо проявилась, выйдя за пределы той чисто инструментальной роли, которую отводил ей Бисмарк, и преодолев социальные барьеры. Критика Бисмарка проникла в историческую науку из политической повседневности шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годов через публицистику и поэтому постепенно стала более тонкой. Критические голоса раздавались со стороны католиков-пангерманистов, левых либералов и социалистов. Существовало несравнимо большее количество популярной, рассчитанной на массового читателя и активно воздействующей на него литературы, которая восхваляла и возвеличивала Бисмарка, но грешила недопониманием и изображала его «милитаристом» и националистом-вильгельмистом. Критика продолжалась (параллельно с восхвалением в литературе) и в Веймарской республике. Однако в ходе дискуссии касательно «лжи об ответственности за войну» 1914 года на передний план научного «образа» Бисмарка выдвинулась его политика в период после 1871 года, направленная на сохранение мира. Внутриполитическая же и социальная проблематика деятельности канцлера отодвигаются на задний план.

Военная, политическая и моральная катастрофа, в которую вверг немцев Гитлер, в ходе второй мировой войны привела к разрушению европейского центра как самостоятельной объединяющей силы. Это произошло под действием мощи фланговых держав, принявших брошенный им вызов и продвинувшихся до самого центра континента. Окончательный крах созданной Бисмарком империи и ее положения великой державы снова внес в повестку дня дискуссии вокруг фигуры канцлера ряд принципиальных проблем. Насколько глубоко в его деятельности, революционной во всем, что касалось власти и политики, и консервативной в социальной сфере, следует искать корни роковых событий? Был ли путь, пройденный Германией от Бисмарка до Гитлера, гладким и была ли катастрофа предопределена с самого начала? Какие и насколько прочные параллели можно провести между ними и что отделяет того, кто создал империю, от того, кто империю погубил? Однако чем дальше отодвигаются даты 1866-1871 и 1945, начало и конец существования политически суверенной великой германской державы, тем все более прочную почву приобретает под собой до обидного рациональное мнение о том, что возможность решения «немецкого вопроса», которую сумел использовать Бисмарк в решающей ситуации 1862-1871 гг. и которая позволила большинству немцев на протяжении трех четвертей столетия накапливать опыт существования в рамках великой державы, связана с совершенно определенной расстановкой сил на европейской арене, ограничена во времени, а поэтому безвозвратно утрачена и никогда больше не повторится. Однако невозможно уйти ни от этого опыта, ни от его последствий как положительных, так и отрицательных. Они объединяют всех немцев, независимо от восхищенного, почтительного, сдержанного или отрицательного отношения, с Бисмарком, основателем великой державы - Германской империи.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Целью данной работы было: исследовать внешнеполитическое положение Германии во времена канцлерства Бисмарка. В ходе данной работы эта цель была достигнута. Рассматривая поставленные задачи были сделаны следующие выводы.

Внешне и внутриполитическая деятельность канцлера была подчинена единственной идее: консолидации и сохранению достигнутого как во внутренних, так и во внешних делах.

Он сам неоднократно называл свою политику реальной, то есть основанной преимущественно на фактах, а не на теоретических взглядах или убеждениях. Факты же заключались в следующем. Германская империя, возникшая путем кровопролитных войн и нарушения жизненных интересов других государств, постоянно должна была быть готова к новым войнам на случай, если ее могущественные соседи пожелают со своей стороны начать воинственную политику. Поэтому последней приходилось деятельно заботиться о вооружениях, а беспрерывные вооружения требовали громадных денежных средств. Таким образом, Бисмарк был поставлен в необходимость постоянно приискивать новые источники доходов, пополнять имперское казначейство, истощаемое военным ведомством. Отсюда бесконечные его пререкания с рейхстагом, принимавшие иногда такие же широкие размеры, как в пресловутое время конфликта шестидесятых годов. Нельзя отрицать, что в приискании новых источников доходов Бисмарк проявил некоторую изобретательность, но эта изобретательность шла у него рука об руку с большой неразборчивостью и полным непониманием последствий тех или иных финансовых мероприятий. Он отвергал политическую экономию и создавал собственные экономические теории чрезвычайно сомнительного достоинства или даже прямо несостоятельные. Отрешившись от политической экономии, он заменил ее лично вынесенным опытом, опытом крупного землевладельца северо-восточной Германии. Это, разумеется, означало замену выводов, основанных на всемирном опыте и широких данных, выводами, почерпнутыми из сравнительно недостаточных наблюдений. Но к этому примешивался еще третий элемент. Бисмарк очень часто пользовался теми или другими экономическими мероприятиями для того, чтобы наносить удары своим политическим противникам. Таким образом, происходило смешение экономических мероприятий с политическими. И вот эту амальгаму он и называл реальной экономической политикой, признавая ее единственно спасительной в отличие от осмеянной им «манчестерской» политической экономии.

Германия была объединена или, выражаясь словами самого Бисмарка, была посажена в седло, и оставалось только научить ее править конем. Так выразился Бисмарк. Но слово у него разошлось с делом. Германия сидела на коне, но управлять ею хотел сам Бисмарк, и вот сразу получилось такое положение, что Германия и Бисмарк стали друг у друга вырывать поводья. Прежняя беспрерывная глухая вражда между Австрией и Пруссией заменилась глухой борьбой между канцлером и рейхстагом.

Политика Бисмарка за двадцать лет его управления делами объединенной Германии показало, что он отыскивал только врагов; он требовал подчинения, а не дружной работы; энергии он проявлял немало, но направлена она была на то, чтобы создавать себе врагов, которые в конце концов его одолели, потому что каждый из них боролся за жизненный интерес, за кровное дело, а сам Бисмарк не сумел воодушевить немцев сознанием общего великого дела, поставить задачу объединенной Германии выше задач отдельных партий, отдельных общественных классов. Великим государственным деятелем он не был, а простым конституционным министром он быть не хотел.

Студент – бретер, записной кутила, приводивший всех в ужас своими сомнительными подвигами, общественный деятель, бросавший вызов общественному мнению, реакционный министр, вызывающий всю страну на бой, дипломат, не пропускавший случая, что бы с кем-нибудь не повздорить, канцлер, как бы умышленно подготовляющий кровопролитные и опасные войны, бросавший перчатку и Франции, и России, государственный деятель в отставке, жаждущий померяться силами с уволившим его императором, - все это один и тот же Бисмарк. Слишком бурный, слишком страстный, слишком склонный вступать в личную борьбу, чтобы быть на высоте выпавшей на его долю великой роли, он, благодаря могучей своей натуре, своему знанию людей и находчивости в сношениях с ними, благодаря ловкости, с какой он умел выдвигать свою личность при помощи шумных выходок, соответствовавших его темпераменту, и при помощи той великой силы, которую мы называем печатью и которая служит в раной мере и возвышенным идеям, и планам разных честолюбцев, но главным образом благодаря двум счастливым войнам, сумел приобрести громкую известность первоклассного государственного деятеля.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Андреас Хильгрубер. Петер Берглас. Выдающиеся политики. Отто фон Бисмарк. Меттерних / Серия « Исторические силуэты». Ростов – на – Дону: «Феникс», 1998. – 320 с.

2. Альтернативы германской истории в к. XIXн.XX вв. // Нов. И новейшая история, 1992 г. №4

3. Бисмарк и мы // Книжное обозрение, 1998 г. №2

4. Васильев В.И. История германского федерализма // Новая и новейшая история, 1998 г. №3

5. Виппер Р.Ю. История нового времени, М., 1995 г.

6. Всемирная история в 10-ти томах: том 7 / Под ред. А.А. Губерта М. 1960. – 327 с.

7. Всемирная история: учебник для вузов / Под ред. Г.Б.Поляка, А.Н.Марковой М. 1991. – 380 с.

8. Дебидур А. Дипломатическая история Европы 1814 – 1878: Ростов – на – Дону: «Феникс», 1995. – 583 с.

9. Дегоев В. Россия и Бисмарк // Звезда № 7, 2001. – с. 129

10. Зюзюкин И.Дуэли « Железного канцлера» // Смена № 3, 2001. – с. 58

11. Новая история (второй период): учебник / Под ред. Е.Е. Юровского, И.Н. Кривыгуза М. 1976. – 235 с.

12. Новиков С.В. Маныкин А.С. Дмитриева О.В. Всеобщая история: справочник студента М. 1999. – 428 с.

13. Павленков Ф.Ф. Александр Македонский и Юлий Цезарь. Кромвель. Ришелье. Наполеон I. Бисмарк: Биогр. Повествование: Челябинск: «Урал», 1995. – 537 с.

14. Степанов В.Л. Социальное законодательство Отто фон Бисмарка и законы о страховании рабочих в России // Отечественная история. 1997. № 2 - 59 с.

15. Чубинский В.В. Бисмарк: политическая биография. М. Изд. «Мысль» 1998. – 520 с.

16. Хрестоматия по новой истории: Второй период: Пособие для учителя М. 1993. – 378 с.

Ф.Ф. Павленков Александр Македонский и Юлий Цезарь. Кромвель. Ришелье. Наполеон I. Бисмарк. Челябинск: Изд. «Урал», 1995. – с. 419.

В.В. Чубинский - Надежкин Бисмарк: политическая биография. Москва: «Мысль», 1998. – с.113.

Хилльгрубер Андреас. Берглас Петер Выдающиеся политики. Отто фон Бисмарк. Меттерних / Серия «Исторические силуэты». Ростов – на – Дону: «Феникс», 1998. – 320 с.

Там же – с. 99

В. Дегоев Россия и Бисмарк // ж. Звезда № 7 – 2001. – с. 129

В.И. Васильев История германского федерализма // Новая и новейшая история № 4 М. Изд. «Наука» – 1992. – с.

Ф.Ф. Павленков Александр Македонский и Юлий Цезарь. Кромвель. Ришелье. Наполеон I. Бисмарк: Биогр. Повествования/ Челябинск: «Урал», 1995. – с. 508

Ф.Ф.Павленков Александр Македонский и Юлий Цезарь. Кромвель. Ришелье. Наполеон I. Бисмарк: Биогр. Повествования/ Челябинск: «Урал», 1995. – с. 509

Там же с. 510

А.Дебидур Дипломатическая история Европы 1814 – 1878 IIтом Ростов – на – Дону: Изд. «Феникс» 1995. – с.465

В. Дегоев Россия и Бисмарк // ж. Звезда № 7 – 2001. – с. 149

В 1871 в Версале Вильгельм I надписал на конверте адрес - "канцлеру Германской империи", утвердив тем самым право Бисмарка управлять империей, которую тот создал и которая была провозглашена 18 января в зеркальном зале Версаля.

"Железный канцлер", представлявший интересы меньшинства и абсолютной власти, управлял этой империей в 1871-1890, опираясь на согласие рейхстага, где с 1866 по 1878 его поддерживала партия национал-либералов. Бисмарк провел реформы германского права, системы управления и финансов. Проведенные им в 1873 реформы образования привели к конфликту с Римской католической церковью, однако основной причиной конфликта было возраставшее недоверие германских католиков (составлявших около трети населения страны) к протестантской Пруссии. Когда эти противоречия проявились в деятельности католической партии "Центра" в рейхстаге в начале 1870-х годов, Бисмарк вынужден был принять меры. Борьба против засилья католической церкви получила название "культуркампфа" (Kulturkampf, борьба за культуру). В ходе ее многие епископы и священники были арестованы, сотни епархий остались без руководителей. Теперь церковные назначения должны были согласовываться с государством; клирики не могли находиться на службе в государственном аппарате.

В области внешней политики Бисмарк прилагал все усилия, чтобы закрепить завоевания Франкфуртского мира 1871, способствовал дипломатической изоляции Французской республики и стремился предотвратить образование любой коалиции, угрожавшей гегемонии Германии. Он предпочел не участвовать в обсуждении претензий на ослабленную Османскую империю. Когда на Берлинском конгрессе 1878 под председательством Бисмарка завершилась очередная фаза обсуждения "Восточного вопроса", он разыграл роль "честного маклера" в споре соперничавших сторон. Секретный договор с Россией 1887 - "договор перестраховки" - показал способность Бисмарка действовать за спинами своих союзников, Австрии и Италии, для сохранения status quo на Балканах и Ближнем Востоке.

Вплоть до 1884 Бисмарк не давал четких определений курсу колониальной политики, главным образом из-за дружественных отношений с Англией. Другими причинами было стремление сохранить капиталы Германии и свести к минимуму правительственные расходы. Первые экспансионистские планы Бисмарка вызвали энергичные протесты всех партий - католиков, государственников, социалистов и даже представителей его собственного класса - юнкерства.

Несмотря на это, при Бисмарке Германия начала превращаться в колониальную империю.

В 1879 Бисмарк порвал с либералами и в дальнейшем полагался на коалицию крупных землевладельцев, промышленников, высших военных и государственных чинов. Он постепенно перешел от политики "культуркампфа" к гонениям на социалистов. Конструктивной стороной его негативной запретительной позиции стало введение системы государственного страхования по болезни (1883), в случае увечья (1884) и пенсионного обеспечения по старости (1889). Однако эти меры не смогли изолировать германских рабочих от социал-демократической партии, хотя и отвлекли их от революционных методов решения социальных проблем. При этом Бисмарк выступал против любого законодательства, регулирующего условия труда рабочих.

Конфликт с Вильгельмом II. Со вступлением на престол Вильгельма II в 1888 Бисмарк потерял контроль над правительством. При Вильгельме I и Фридрихе III, который правил менее полугода, позиции Бисмарка не смогла поколебать ни одна из оппозиционных группировок. Самоуверенный и честолюбивый кайзер отказался играть второстепенную роль, и его натянутые отношения с рейхсканцлером становились все более натянутыми. Наиболее серьезно расхождения проявились в вопросе о внесении изменений в Исключительный закон против социалистов (действовавший в 1878-1890) и в вопросе о праве министров, подчиненных канцлеру, на личную аудиенцию у императора. Вильгельм II намекнул Бисмарку на желательность его отставки и получил от Бисмарка заявление об отставке 18 марта 1890. Отставка была принята через два дня, Бисмарк получил титул герцога Лауэнбургского, ему было присвоено также звание генерал-полковника кавалерии.

Удаление Бисмарка во Фридрихсруэ не было концом его интереса к политической жизни. Особенно красноречив он был в критике вновь назначенного рейхсканцлера и министра-президента графа Лео фон Каприви. В 1891 Бисмарк был избран в рейхстаг от Ганновера, но так никогда и не занял там своего места, а двумя годами позже отказался выставить свою кандидатуру для переизбрания. В 1894 император и уже стареющий Бисмарк вновь встретились в Берлине - по предложению Хлодвига Гогенлоэ, князя Шиллингфюрста, преемника Каприви.

Внешняя политика Германской империи приблизительно до половины 90-х годов XIX в. в первую очередь определялась теми условиями, в которых произошло национальное объединение Германии, а вместе с ним оформилась и новая социально-политическая структура Центральной Европы. Только в 90-х годах в германской внешней политике интересы монополистического капитала начинают играть руководящую роль, и следовательно только с этого времени политика Германии принимает современный империалистический характер.

Буржуазное преобразование Австрии и Пруссии совершалось в условиях, когда буржуазия уже перестала быть революционной силой, а пролетариат этих стран оставался еще слишком слабым. В итоге "буржуазное преобразование" произошло здесь "в самой невыгодной для рабочих форме, с сохранением и монархии, и привилегий дворянства... и массы других остатков средневековья" 1 . В Австрии утвердилась система австро-венгерского дуализма, а национальное объединение Северной Германии было произведено силами прусской монархии 2 и привело к "гегемонии прусских помещиков" 3 во вновь созданной Германской империи. Гегемония эта покоилась на определенной сделке между дворянством и крупной буржуазией; эта последняя из страха перед пролетариатом покупала условия для своего экономического расцвета "ценой прямого отказа от собственной политической власти" 4 . Ясно конечно, что характер прусской монархии не мог при этом не измениться: в ней налипают преобладать черты бонапартизма 5 . Но так как в Германии старая монархия принимала относительно более современные формы без больших потрясений экономического могущества старого господствовавшего класса, то получилось, что "как в старой абсолютной монархии, так и в современной бонапартистской действительная правительственная власть" осталась "в руках особой офицерской и чиновничьей касты, которая в Пруссии пополняется частью из собственной среды, частью из мелкого майоратного дворянства, реже - из высшего дворянства и в самой незначительной части - из буржуазии" 6 .

Положение монархии и юнкерства основывалось в первую очередь на силе прусской армии, которая в ходе трех исключительно победоносных войн укрепила за собой репутацию лучшей военной организации во всем мире, и нет ничего удивительного в том, что монархия и юнкерство должны были стремиться к созданию таких условий, которые делали бы

1 Ленин, Реформизм в русской социал-демократии, т. XV, стр. 211.

2 Ленин, Письмо И. И. Скворцову-Степанову, т. XIV, стр. 215.

3 Ленин, Август Бебель, т. XVI. стр. 647; т. XVII, стр. 100 ("Цаберн").

4 Энгельс, Предисловие к "Крестьянской" войне в Германии", т. XV, стр. 140; ср. Ленин, т. IX, стр. 263.

5 Ленин, т. XVI, стр. 152 - 153.

6 Энгельс, К жилищному вопросу, т. XV. стр. 53.

стр. 33

первейшей национальной необходимостью перманентное усиленно армии. Мы не можем здесь касаться тех соображений, которые побудили Бисмарка согласиться с мнением генерального штамм, требовавшего аннексии Эльзаса и Лотарингии. Но какова бы ни была субъективная значимость этих соображений, объективное значение аннексии было таково, что, говоря словами Маркса, она стала "вернейшим способом" прекратить франко-германскую войну в "европейскую институцию" и тем самым оказалась "наилучшим средством" к тому, чтобы "увековечить в обновленной Германии военный деспотизм, как необходимое условие для господства, над Западной Польшей 7 , Эльзасом и Лотарингией". И, наоборот, почетный мир с Францией, создав "возможность мирного развития на Западе континента" (Маркс), привел бы к "растворению" Пруссии в Германии 8 . Вскрывая в этом замечательном документе значение аннексии Эльзас-Лотарингии как средства укрепления классовой структуры Германской империи, Маркс ровно ничего не говорит о роли лотарингской руды. Не подлежит сомнению, что при определении деталей в направлении границы Бисмарк учитывал наличие рудных богатств, но в момент, когда решался вопрос об аннексии, и вообще на протяжении по меньшей мере первого десятилетия после франко-прусской войны руда эта не имела для пего решающего значения в эльзас-лотарингском вопросе; чтобы понять причини этого, достаточно вспомнить, что она получила крупное экономическое значение только после изобретения Томасом в 1878 г. способа переработки руд, богатых фосфором 9 .

Превратив европейский мир в систему "вооруженного мира", в "бесконечную войну под маской мира", как выразится Эдгар Кинэ 10 , аннексии 1871 г. "как во внутренней политике, так и во внешней образовали основу для реакционной политики Бисмарка" 11 . Франко-германские отношения напоминали "простое перемирие до тех пор, пока Франция не окрепнет настолько, чтобы потребовать отнятую у нее территорию обратно" 12 . Со свойственной ему иногда циничной откровенностью Бисмарк объяснял французскому дипломату всего через три месяца после подписания Франкфуртского мира, что со стороны Германии было бы ошибкой брать Эльзас-Лотарингию в случае, "если бы миру суждено было быть прочным" (si la paix devaitetre durable), так как для нас "эта провинция лишь обуза". Она станет новой "Польшей, с Францией, стоящей за нею" - вставил француз. "Да, - согласился Бисмарк, - Польшей, с Францией за нею" 13 . Таким образом на франко-германской границе был создан вечный очаг военной опасности. Этот очаг превратился вместе с тем в живительный источник силы для прусско-германской монархии, ибо он поднимал значение армии и давал в руки монархии могучее оружие, чтобы добиваться от рейхстага все новых средств на ее усиление. Крупный капитал был склонен делать из международной ситуации те же выводы, что и Бисмарк. Вторая "война с Францией из-за Эльзас-Лотарингии является исторической необходимостью. Только после того, как она будет победоносно проведена, немецкое национальное государство окажется прочно

7 Так в русском переводе. Маркс хочет конечно сказать: "над Польшей Запада".

8 Маркс, Комитету германской с. -д. рабочей партии. "Архив Маркса и Энгельса" I(VI), стр. 377 - 378.

9 Sartorius von Waltеrshausen. Deutsche Wirtsehaftsgeschichte, S. 241. Зомбарт, История экономического развития Германии в XIX в. Русск. пер., изд. Брокгауз и Эфрон, стр. 139 - 140.

11 Энгельс в "Socialist": цит. по G. Mayer, Fr. Engels, Bd. II, S. 405. Ср. Маркс и Энгельс, т. XV, стр. 672.

12 Маркс, Цит. документ.

13 Documents diplomatiquos francais, I serie, v. I, p. 62.

стр. 34

обеспеченным" 14 , - так писал в дни военного напряжения в феврале 1887 г. лидер национал-либералов Бенингсен. С точки зрения значения аннексии Эльзас-Лотарингии чрезвычайно характерны и те аргументы, с помощью которых лидер консерваторов граф Гельдорф в то же дня обосновывал в рейхстаге необходимость усиления армии. "У нас существуют партии, вожди которых... не стоят больше на почве отечественной политики, а ведут интернационалистическую политику... У нас имеются в этой палате, - продолжал он, - представители одной области, которые открыто возражают против принадлежности к империи" 15 . По меткому замечанию русского дипломата, обычный прием Бисмарка заключался в том, чтобы "представить внешнее положение в угрожающем виде", дабы "отвлечь общественное мнение от жгучих внутренних вопросов, раздуть военный шовинизм и тем самым отточить страшное орудие военной мощи, которое можно будет таким образом пустить в ход как против внешних, так и против внутренних врагов" 16 . Со стороны Бисмарка это не было конечно простым блефом. В том-то и дело, что отторжение Эльзаса и Лотарингии форсировало и вооружения Франции. Ясно, что этим самым аннексия создавала и действительную потребность в усилении армии с точки зрения чисто военной необходимости. Так было и во время франко-германских трений 1874 г. (из-за антигерманского выступления французских епископов против культур-камифа) 17 , и в дни военной тревоги 1875 г., и в период кризиса зимой 1886 - 1887 гг. Во время последнего было достигнуто увеличение мирного состава армии на 41 тыс. человек. Вплоть до 1912 г. ни один германский военный закон не давал такого повышения личного состава армии; даже последовавший за франко-русским союзом закон 1893 г. дал несколько меньшее увеличение - на 38 тыс., все же остальные - значительно меньше.

Другим показателем внутренне-политического значения франко-германкой военной опасности служат выборы, которые "делал" Бисмарк, играя на вызванном ею шовинизме. Так, распустив в конце 1888 г. неугодный ему рейхстаг, отклонивший проект военного закона, он создал знаменитый "картельный рейхстаг" - едва ли не наиболее "удобный" с самого основания империи.

Поскольку Бисмарк использовал военную опасность для проведения септеннатов, т. е. для умаления и без того небольших нрав рейхстага, то понятно, что та часть буржуазии, которая осталась при трусливой оппозиции против Бисмарка, пыталась разоблачить обрисованное нами значение франко-германских отношений с точки зрения внутренней политики германской империи: "Германией руководит филистер (поскольку ему не диктуют юнкер и поп), и этот филистер достаточно глуп, чтобы думать, что без септенната завтра же придут французы", - писал Людвиг Бамбергер 18 . А вождю "свободомыслящих" Евгению Рихтеру "внешнеполитические основания, которые должны были сделать более настоятельной необходимость отягощения налогоплательщика, казались только уже вошедшими в привычку заранее приготовленными аргументами всякой агитации за новое увеличение военных расходов" 19 .

Но все эти внутреннеполитические достижения составляли только одну

14 H. Oncken, R. von Bennigsen. Nach seinen Briefen und bintergelassenen Papieren, 1910, S. 535.

15 Stenographische Berichte uber die Verhandlungen des Reichstages, VII Legislaturperiode, I session, 1887, Bd. I, S. 17.

16 Ламздорф, Дневник, 1891 - 1892 гг., стр. 315 (донесение Шувалова от 7 апреля 1892 г.).

17 Langer, European Alliances and Alignements 1871 - 1890, p. 38.

18 Der Deutsche Liberalismus im Zeitalter Bismarcks. Eine politische Briefsammlung. Bd. II., hrsg. von Wentzke. S. 432.

19 L. Ullstein, E. Richter als Publizist und Herausgeber, 1930, S. 152.

стр. 35

сторону медали; другой ее стороной были те внешнеполитические опасности, на которых ведь и зиждились все выгоды внутренней политики. Оборотной стороной медали был тот "кошмар коалиций" 20 , который с 1871 г. ни на минуту не покидает Бисмарка. То обстоятельство, что он сам вызвал этот призрак, не делало его менее страшным.

Бисмарк с самого начала был твердо убежден в неизбежности новой франко-германской войны. "Генеральный штаб запросил меня, - говорил Бисмарк в только что цитированной беседе с французским дипломатом, - могу ли я гарантировать, что Фанция не станет брать реванш. Я ответил, что, наоборот, я совершенно убежден", что за минувшей войной между Францией и Германией "последует ряд других 21 . Исходя из неизбежности французского реванша, Бисмарк полагал, что как только станет несомненным, что Франция начинает готовиться к новой войне, "нам незачем ждать, а, напротив... надо будет тотчас же ударить" 22 . Франко-германского единоборства Бисмарк нисколько не боялся, наоборот, новый разгром Франции не мог не быть для него желательным. Ведь если бы он только произошел, то был бы ослаблен тот центр, который являлся тогда кристаллизационным пунктом всех возможных коалиций против Германии. Только это могло бы по настоящему прочно укрепить положение Германской империи. Почему этого разгрома не случилось - на это дает ответ следующее замечание английского дипломата: "Было бы легко спровоцировать и раздавить Францию, но можно ли будет сделать это, не вызвав бури в других странах in other quarters?" 23 .

На единоборство с Францией рассчитывать не приходилось, и если в этом и могли быть какие-либо иллюзии, то опыт военной тревоги 1875 г. должен был их полностью рассеять. А если бы Франции удалось составить коалицию против Германии, то последней могла бы угрожать смертельная опасность. В таких условиях дипломатическая изоляция Франции становится важнейшей задачей внешней политики Бисмарка 24 . В силу условий ее возникновения путем "революции сверху" и династических войн безопасность Германской империи оказалась с самого начала в очень сильной зависимости от внешних союзов с Австрией, Россией или Англией.

Посмотрим сначала, как обстояло дело с австро-германскими и австро-русскими отношениями. Классовая структура Германской империи, в том виде как она возникла в итоге "революции сверху", определила и первоначальное развитие австро-германских отношений. Германия-Великопруссия оказалась весьма тесно и своеобразно связанной с побежденной ею монархией Габсбургов. Прежде всего в случае распадения Австрии на составляющие ее национальные элементы почти неизбежным стало бы присоединение немецкой Австрии к Германской империи. Между тем для бисмарковской Германии такой "аншлюс" был делом весьма нежелательным. Он означал бы огромное усиление антипрусских элементов внутри Германии - и либеральных и в особенности католических - и угрожал бы политической гегемонии прусского юнкерства 25 . Ведь цитаделью юнкерства являлись только шесть восточных провинций Пруссии, и уже события 1866 и 1871 гг. в огромной степени усилили в государстве чуждые юнкер-

21 Documents diplomatiques francais, I serie, v. I, p. 62.

22 Waldersee, Denkwurdigkeiten, Bd. I, S. 139.

23 Newton, Lord Lyons, Lnd. 1913, v. II, p. 60.

25 В немецкой литературе эту сторону особенно подчеркивает Schsussler, Oesterreih und das deutsche Schicksal. Ср. также у O. Becker, Bismarcks Reichsverfassung und Deutschlands Zusammenbruch, Berlin 1922. и Brandenburg, Propylaen Weltgeschite Bd. X, S. 146.

стр. 36

ству элементы 26 . В случае распада монархии Габсбургов, писал граф Монтс, будущий германский посол в Риме, наиболее дружественная Германии часть монархии - Венгрия - "сократится до половины своей территории. Окажемся ли мы после этого достаточно сильными, чтобы сохранить на остаток Австрии то влияние, которое необходимо нам в целях самосохранения, без прямого присоединения этого католического чурбана и чтобы обеспечить себе затем положение в Венгрии, Кроатии и Семиградье, - в этом я сомневаюсь. А между тем, - заключил Монтс, - одни мы пропадем между двух жерновов - Россией и Францией" 27 . Поете только что сказанного понятно, что классовые интересы юнкерства требовали консервации Австрии.

Поскольку закрепление немецкого влияния в славянских и румынских областях дунайского бассейна после краха Габсбургов представлялось сомнительным, то, в случае распада Австро-Венгрии Германии грозила опасность столкнуться с русским влиянием вдоль всей ее южной границы, от Кракова до Адриатики. Нужно было "продлить существование Австрии уже потому, что без этого все Балканы подпадут под русское влияние" 28 . При оценке австро-германского союза слишком часто забывается, что он создавал политические гарантии единства и доступности такого очень важного для германской промышленности рынка, который в силу непрочности существовавшей в нем политической организации без поддержки извне грозил развалиться на составные части, которые вероятно, став самостоятельными, оказались бы гораздо более враждебны германскому экспорту. Этим объясняется популярность австро-германского союза в кругах немецких либеральных партий, представлявших именно интересы буржуазии. "Малогерманские либералы, - пишет биограф Беннигсена, - после того как они помогали выбросить Австрию из германского союза, были ныне всем сердцем за то, чтобы теперь завязать прочную международно-правовую связь через пропасть 1886 года" 29 . Важность же австро-венгерского рынка определяется тем, что в 80 - 90-х годах он поглощал 10 - 12% всего германского экспорта. В 1890 г. он занимал в германском экспорте третье место, к 1895 г. перейдя на второе, обогнав США и встав непосредственно за Великобританией. В германском импорте доля Австро-Венгрии равнялась 14% в 1890 г. и 12,4% - в 1895 г. 30 . Можно согласиться с В. Шюслером, что Австро-Венгрия до известной степени как бы заменяла нехватившие Германии колониальные территории 31 .

В итоге всего сказанного становится понятным, что австро-германский союз стал, можно сказать, стержнем внешней политики Германской империи и что "сохранение австро-венгерской монархии в качестве независимой сильной великой державы" являлось "для Германии условием поддержания, равновесия в Европе" 32 .

Напомним, что, как неоднократно указывал Маркс, великогерманская демократическая республика, усиленная немецкой Австрией, возникшая в революционной войне против царизма, в войне, которая дала бы национальную независимость Польше, опираясь на эту последнюю и на Венгрию, не имея за плечами грабительского Франкфуртского мира и франко-германской войны в качестве "европейской институции", - такая Германия была

26 Энгельс, Кризис в Пруссии, т. XV, стр. 84, Ср. предисловие к "Крестьянской войне, в Германии", там же, стр. 138 - 139.

27 Монтс в письме к Бюлову (ноябрь 1891 г.): Bulow, op. cit., I, S. 29 - 30.

28 Ibid, I, S. 319.

29 H. Oncken, op. cit., S. 351.

30 Statistische Jahrbucher fur das Deutsche Reich, 1892, S. 65. - Das Deutsche Volkswirtschaft am schlusse des XIX Jahrhunderts. Bearbeitet im Kaiserlichen Statistischen Amt. Berlin 1900, S. 149 - 150.

31 Schussler, op. cit., S. 9.

стр. 37

бы в совсем ином положении перед лицом русской опасности 33 . Поэтому она не была бы вынуждена связывать свою судьбу с архаическим государством Габсбургов. Сохранение последнего и фактически возникшая между Германией и Австро-Венгрией связанность были следствием победы "революции сверху". Но без этого Пруссия должна была бы также прекратить свое существование, без этого для развития классовой борьбы пролетариата расчистилась бы гораздо более широкая арена. А этого не хотели ни юнкерство, ни крупный капитал.

Иначе, чем с Австрией, складывались отношения с Россией. Германская империя создавалась при ближайшей помощи со стороны царской России, и нет ничего удивительного, что Бисмарк с самого начала пытается укрепить русско-германский союз. Так явился союзный договор 1872 г.

Империи Романовых и Гогенцоллернов были спаяны друг с другом рядом чрезвычайно важных связей. Беда их обоих заключалась в том, что при всей своей важности связывающие их нити оказались недостаточно прочными, чтобы предотвратить финальное столкновение. В 1863 г. связь между русской и прусской реакцией нашла юридическое оформление в известной конвенции Альвенслебена, устанавливавшей сотрудничество в подавлении польского восстания. Бюлов сочувственно цитирует в своих мемуарах замечание Ван да ля, что раздел Польши - это та "кровавая колыбель, в которой родилась русско-прусская дружба" 34 . В самом деле, успех польского восстания в России, вообще освобождение русской Польши - все равно каким путем - сделали бы крайне трудным поддержание чужеземного господства и в немецкой Польше 35 . Между тем потеря Польши означала бы для Пруссии огромный ущерб, хотя бы уже из-за очертания польско-германской этнографической границы.

Революция в России, по выражению Маркса, была бы "похоронным звоном для Пруссии" 36 . В своих мемуарах Бисмарк неоднократно говорит, особенно в связи с союзом трех императоров, о монархической солидарности, которая гораздо важнее, нежели склоки из-за каких то там Балкан, ибо она является важным орудием в борьбе против революции 37 . И Бюлов также пишет, что он полагал, что чем бы ни кончилась русско-германская война, за исход ее будут расплачиваться в первую очередь династии 38 .

Одна инструкция Бисмарка к своим дипломатам, относящаяся к ноябрю 1880 г., хорошо вскрывает нам, почему и помимо Польши солидарность с русским абсолютизмом была для германско-прусской реакции реальной потребностью. "Расширение русской империи за счет каких бы то ни было турецких провинций и даже Константинополя для Германии вообще не представляло бы никакой угрозы, а для Австрии - в меньшей степени, чем там принято думать". Но если расширение империи Романовых не пугает Бисмарка, то, "наоборот, панславизм с его революционными целями опасен был бы для обеих немецких держав, для Австрии в еще большей степени, чем для нас, а больше всего для самой русской империи и ее династии" 39 .

Цитату эту мы привели вовсе не потому, что она правильно рисует объективную роль реального "панславизма". Но важно, что, нисколько не опа-

33 См. о намечавшихся для своего времени перспективах развития международных отношений подобной демократической Германии у Маркса в уже цитированном письме к ЦК германской партии. Ср. Соч., т. VII, стр. 291 и др.

34 Bulow, op. cit., I, S. 47; ср. там же, стр. 408.

35 Об этом см. у Behrendt, Die polniscle Frage und das Osterreichisch - deutsche Bunonis 1885 - 1887 (Arch, fur Politik und Gesch., 1916, Heft 12, S 701 и р.).

36 Маркс, К восточному вопросу, т. XV, стр. 380; ср. письмо Энгельса Бебелю 13 - 14 сентября 1886 г. ("Архив Маркса и Энгельса", т. I (VI), стр. 359 и 362).

38 Bulow, op. cit., S. 47.

39 Die Grosse Politik der Europaischen Kabinette, Bd. IV, N 719 (в дальнейшем цитируется сокращенно: G. P., IV, 719).

стр. 38

саясь захвата Константинополя царской Россией, Бисмарк боится появления на ее месте какой-либо революционной силы. Бисмарк всегда высказывался даже против перехода России к конституционному режиму и, как известно, вскоре после 1 марта прямо воздействовал в этом смысле на Александра III. Если мы вспомним сейчас замечание Энгельса, что в случае победы революции в России "Австрия, ставши тогда липшей, должна распасться сама, собой" 40 , и если мы учтем значение сохранения Австрии для прусской Малой Германии, то мы поймем, почему замена России царской Россией революционной так пугала Бисмарка, да и не его одного - монархическая солидарность была лозунгом, входившим в качестве необходимого составного элемента в идеологию всего прусского консерватизма. Ведь существование Австрии держалось на опасениях входивших, в ее состав народов - в первую очередь венгров, поляков, по также и чехов и других - попасть под, еще худший национальный гнет, под гнет русского царизма 41 . Практика царизма в Болгарии показала, что пять-шесть лет хозяйничанья "освободителей" достаточны для того, чтобы полностью излечить "освобожденных" от всяких иллюзий насчет своих "благодетелей". И если таким образом утверждение царизма на Балканах для Австрии, говоря словами цитированной инструкции Бисмарка, "менее опасно, чем там принято думать", то совсем иное дело представляла бы революционная Россия. Она перестала бы быть тем пугалом, каким был царизм для венгров, поляков, румын и болгар 42 .

Но такова уж была диалектика истории, что один и тот же факт - объединение Германии "сверху", делая для Германской империи крайне желательным сохранение царизма в России, ставил ее одновременно перед фактом неизбежного нарастания угрозы русско-германской войны. "Война 1870 г. так же неизбежно чревата войной между Россией и Германией, как война 1866 г. была чревата войной 1870 г." 43 .

Начиная с 1874 г., проходит целая цепь событий, которые обнаруживают, что царская Россия не намерена допустить нового разгрома Франции. Формула Горчакова: "Сильная и могущественная Франция необходима для Европы" 44 , означала, что для русско-германской дружбы объективная международная обстановка создавала весьма узкие рамки. В процессе нарастания военного напряжения 1875 г. отчетливо выявились основные линии международной обстановки на континенте: разгром Франции поставил бы царскую Россию в полную зависимость от Германии. Наоборот, для Германии не меньшую опасность означал разгром Австрии. Таким образом вся обстановка подсказывала Германии союз с Австрией, но не с Россией. Тем не менее Бисмарк всегда добивался и последнего. У него были все основания желать этого союза, но не было сил сделать его прочным.

Союз с Австрией, устраняя опасность наиболее страшной коалиции, так называемой коалиции Кауница - из Австрии, России и Франции, - не устранял опасности франко-русского союза, опасности также достаточно грозной. Отсюда всемерные усилия Бисмарка параллельно с австро-германским союзом поддерживать такие отношения с Россией, которые удержали бы ее от союза с Францией. Тут заключается второй источник знаменитого русофильства Бисмарка. Мы остановимся сейчас на этой стороне его политики, как она складывалась к концу его канцлерства во второй половине 80-х годов на фоне буланжистского и болгарского кри-

40 Энгельс, Сила и экономика в образовании Германской империи, М. 1923 г., стр. 30.

41 Ленин, т. XVII, стр. 437.

42 Ср. G. P., там же.

43 Маркс, Комитету германской с. -д. рабочей партии ("Архив" т. I (VI), стр. 378); ср. Маркс и Энгельс, т. XXIV, стр. 373 - 374, а также т. XV, стр. 222.

44 Documents diplomatques francais, I cerie, v. I, N 343, 346, 354.

стр. 39

зиса, с тем чтобы посмотреть затем, насколько удалось Бисмарку изменить только что обрисованные нами условия развития русско-германских отношений.

Немецкая националистическая историография стремится представить в качестве высшей цели политики Бисмарка всемерное укрепление европейского мира. Объединив Германию "кровью и железом", канцлер, оказывается, затем превратился в великого миротворца. Построенная Бисмарком система союзов служила ему средством сдерживать те державы, со стороны которых в его времена можно было ждать нарушения мира: реваншистскую Францию и "панславистскую" Россию. Посмотрим, насколько эта трактовка политики Бисмарка отвечает исторической истине.

C первого взгляда может показаться, что это действительно так. Нет числа тем дипломатическим документам, в которых Бисмарк высказывается за сохранение мира и дружбы с Россией 45 .

Согласно русско-германскому договору 1887 г., сменившему договор "трех императоров", Бисмарк, как известно, обещал русскому правительству в случае, если оно предпримет шаги к захвату проливов, "соблюдать благожелательный нейтралитет и оказать" ему при этом "моральную и дипломатическую поддержку" (дополнительный протокол), признать "законность преобладающего и решающего влияния" России "в Болгарии и Восточной Румелии" (ст. 2) и гарантировать соответствующее давление на султана, чтобы заставить его поддерживать на деле принцип закрытия проливов для военных судов (ст. 3).

Несомненно, что все это не было пустыми словами. Бисмарк не только подписывал с русским правительством многообещающие договоры, но в ряде случаев действительно проводил политику, направленную на то, чтобы удержать Австрию от сопротивления русской экспансии на Балканах, неустанно разъясняя австрийцам, что по договору 1879 г. германское правительство обязалось защищать Австрию в случае нападения на нес России, но вовсе не поддерживать ее балканскую политику: "Побуждение к войне, - писал Бисмарк послу в Вене Рейсу, - для нас никогда не будет заключаться в балканских вопросах, а всегда исключительно лишь в потребности защитить независимость Австрии, как только последней будет грозить опасность" со стороны России". За восточные же интересы Австро-Венгрии Германия "вступаться" вовсе не обязана 46 . Бисмарк сорвал попытки австрийцев расширить casus foederis путем соглашения между генштабами 47 . Обеспечивая Австро-Венгрии согласно союзному договору 1879 г. вооруженную поддержку со стороны Германской империи в случае нападения на нее России, Бисмарк по русско-германскому договору 1887 г. гарантировал России нейтралитет в случае нападения на нее Австрии (ст. 1). Решение этого тонкого вопроса кто на кого "напал" - Бисмарк оставил за собой, предлагая своим партнерам положиться тут на его "лойяльность" 48 . Мы можем в данном случае согласиться как с Бисмарком, так и с его историками-апологетами, что подобная политика несомненно должна была содействовать предотвращению австро-русского конфликта 49 , ибо каждая сторона при наличии такой позиции у Германии должна была предвари-

45 G. P., VI, 1340, 1341, 1343, 1344, 1346, 1347; VII, 1620 (стр. 369) и многие другие.

46 G. P. VI, 1163; ср. также 1186, т. V, 1014 и др. Бисмарк неоднократно публично развивал эту свою точку зрения; ср. например его речь в рейхстаге 11 января 1887 г. и его разъяснения после отставки в инспирировавшейся им прессе - см. у Hoffmann, Furst Bismarck, Bd. II (статья "Hamburger Nachrichten" от 24 января 1892 г. и др.).

47 H. Oncken, Das Deutsche Reich and die Vorgeschichte des Krieges, Bd. I, S. 341, 343.

48 G. P., V, 1087, 1100; ср. Hoffmann, Bd. II (статья "Hamburger Nachrichten" от 15 июня 1892 г.).

49 G. P., VI, 1163, 1184, 1185, 1236, 1342; VII, 1620; Hoffmann, Bd. II, статья "Hamburger Nachrichten" от 7 ноября 1896 г.

стр. 40

тельно крепко подумать, раньше чем напасть на другую. Несомненно также, что ни одна сторона не решилась бы это сделать, не посоветовавшись предварительно с германским правительством.

Изложенная характеристика "русской" политики Бисмарка стала теперь, можно сказать, общим местом в исторической литературе. Получается, что Бисмарк действительно был великим миротворцем - ведь кажется, что на это говорят источники первоклассной достоверности.

Между тем в 1879 г. Энгельс полагал, что "Бисмарк употребит все усилия, чтобы вызвать войну с Россией" 50 . Выходит повидимому, что Энгельс ошибался. Все то, что мы сказали о русской политике Бисмарка, как будто говорит за то, что Энгельс неверно угадал направление германской политики. Если мы обратимся например к новейшей характеристике политики Бисмарка, которая появилась в "солидной" немецкой литературе, (I том работы Онкена) 51 , или если мы обратимся к тому, как трактует политику Бисмарка американец Фэй 52 , то мы совершенно не найдем там материалов, которые могли бы дать хотя бы отдаленное подтверждение приведенному высказыванию Энгельса.

Но тут необходимо обратить внимание на следующее обстоятельство: оба эти автора - да и не они одни (мы взяли их только в качестве примеров) в своем изложении сосредоточиваются преимущественно на той части политики Бисмарка, которая вращается вокруг его отношений с Францией и восточно-европейского монархического треугольника. Основания для такой трактовки политики Бисмарка мы находим в его же собственных мемуарах и в инспирированных им статьях в "Hamburger Nachrichten", до сих пор представляющих огромный интерес. Между тем другое течение в среде самих же немецких историков и мемуаристов (Плен 53 , Гамман 54 , Эккардштейн 55 , Рахфаль 56) давно уже с достаточной полнотой раскрыло иную сторону политики Бисмарка, его "английскую" политику.

Видя основную задачу этой политики в заключении союза с Англией, эти исследователи конечно преподносят нам политическую систему Бисмарка в кривом зеркале. Но ошибка их заключается вовсе не в неправильности утверждения, что Бисмарк стремился договориться с Англией, а в том, что они совершенно неправильно истолковывают смысл этих его попыток. Только в свете "английской" политики Бисмарка вскрывается истинное значение его политики по отношению к России и Австрии и решается вопрос о правильности или ошибочности догадки Энгельса.

Но, раньше чем перейти к характеристике англо-германских отношений, нужно остановиться еще на одном моменте отношений с Россией, который непосредственно подведет нас к отношениям с Англией.

Не подлежит сомнению, что из всех условий перестраховочного договора для царской России с немецкой точки зрения наибольшую роль 57 играл § 3, предусматривавший дипломатическую помощь и поддержание принципа закрытия проливов. Именно этому параграфу придавало наибольшую ценность и само русское правительство. Этот параграф давал чрезвычайно важную гарантию эффективности принципа закрытия проливов и тем самым фактически преграждал британскому флоту доступ в Черное море в случае осложнения англо-русских отношений. Практическое значение его

50 Маркс и Энгельс, т. XXIV, стр. 514.

51 H. Oncken, Das Deutsche Reich und die Vorgeschichte des Weltkrieges, Bd. I, 1933.

52 Fay, The origines of the world war, 2-е изд. N. Y. 1931; вышел русский перевод I тома.

53 H. Plehn, Bismarcks answartige Politik nach der Reichsgrundung, 1920.

54 O. Hamman, Der Misserstandene Bismarck, 1921.

55 Eckardstein, Lebenserinnerungen, Bd. 1 - 3.

56 Rachfahl, Bismarcks englische Bundnispolitik (Freiburg 1922); его же, Deutschland und die Weltpolitik, Bd. I, 1923.

57 G. P., V, 1096.

стр. 41

проявилось в полной силе во время афганского инцидента 1885 г., когда по просьбе русского правительства Бисмарк с полным успехом оказал соответствующее давление на Турцию 58 . Закрытие проливов делало для Англии невозможным угрожать России на юге, и "тем самым" "Кавказ, база операций в Закаспии против Герата и т. д.", был "прикрыт, с тыла и с фланга" 59 . Между тем английский план военных действий включал в себя в качестве - очень важного составного элемента десант на Кавказском побережье Черного моря с диверсией против Одессы 60 . Русское правительство получало таким образом для своей экспансии в Средней Азии солидное прикрытие, едва ли не в самом уязвимом для английского флота пункте.

Этим самым Бисмарк несомненно подталкивал русскую экспансию как на Среднем, так и на Ближнем Востоке. Во время переговоров о заключении договора перестраховки он с большой охотой шел на расширение своих обязательств "не мешать" России на Востоке 61 и неоднократно выражал свое удовлетворение по поводу всяких авантюрных попыток царской России в этом направлении: "mochte sie doch", - пометил он например на нолях донесения из Петербурга, сообщавшего о предполагаемых попытках России снова начать активную политику в Болгарии 62 . С этой же целью Бисмарк поощрял например авантюрнейшие попытки царской России вмешаться в абиссинские дела 63 . Он приветствовал и захват Константинополя, ибо все это оттягивало бы силы России от германской и австрийской границ и усиливало бы англо-русский антагонизм, что конечно повышало для обоих противников ценность отношений с Германией и предотвращало возможность их соглашения, которое могло бы направиться против этой последней 64 . Но основная задача Бисмарка заключалась при этом в том, чтобы добиться прочных договорных обязательств со стороны Англии по отношению не к самой Германии, но к ее союзникам - к Австрии и Италии, согласно которым она обязалась бы оказать России сопротивление в ее продвижении на Восток, т. е. именно на том самом пути, к которому ее толкал сам Бисмарк. Захват Константинополя Россией "сделал бы для Англии невозможным пребывание в нынешней ее роли холодного наблюдателя" 65 . При активном содействии Бисмарка возникла так называемая "восточная антанта" 1887 г. между Австро-Венгрией, Италией и Англией. Договор перестраховки и "восточная антанта" были заключены в течение одного и того же года. С помощью одного - Бисмарк побуждал Россию взять "ключи от своего дома", с помощью другой он - чужими руками - воздвигал перед ней препятствия к овладению этими ключами. Легко видеть, что эта политика означала провокацию войны.

Это обстоятельство, чрезвычайно неприятное для немецких историков, не осталось тайной для осведомленных и наблюдательных современников. Недавно вышли III и IV томы биографии лорда Сольсбери, пока не использованные ни в одной крупной работе о Бисмарке; они дают возможность вскрыть в политике канцлера ряд новых сторон. Британский премьер от-

58 Ibid IV, 763, 765, 767, 768

59 Ibid, VII, 1376, Не следует забывать, что железной дороги Самара - Ташкент еще не было, и все операции в Средней Азии базировались на Закаспийскую дорогу и на Кавказ.

60 Langer, op. cit., S. 313; G. P., IV, 778.

61 "Красный архив", I, стр. 95 - 97 и G. P., V, гл. 34; см. в частности 1082, стр. 240 и др.

62 G. P., VI, 1354, S. 352.

63 Ламздорф, Дневник, т. I, стр. 131.

64 Bismarck, op. cit., Bd. II, S. 263; Hohenlohe, Denkwurdigkeiten, Bd. II, S. 134, 358; G. P., V, 777, VI, 1343; H. Rothfels, Bismarcks englische Bundnisspolitik, S. 135 (опубликовано интересное отношение Буша Рейсу от 5 сентября 1882 г. и донесение Рейса от 2 июля 1884 г., отсутствующее в G. P.).

65 G. P., VI, 1350.

стр. 42

кровенно заявлял в своих письмах, что он считает "восточную антанту орудием войны, а вовсе не средством укрепления мира: "В интересах мира шаг этот неразумен" - писал он 66 . Наиболее сокровенные замыслы Бисмарка вскрывает один документ, опубликованный в "Grosse Politik", относящийся к осени 1886 г. и представляющий запись мыслей Бисмарка под его диктовку, запись, не предназначенную в дословном виде для сообщения даже и немецким дипломатам. "Если бы имелась уверенность, что Австрия в случае, если она подвергнется на Востоке - в Дарданеллах или в Болгарии - нападению со стороны России, сможет рассчитывать на поддержку со стороны Англии, и если бы мы имели в этом полную убежденность, то мы не считали бы своей задачей сдерживать Австрию в ее сопротивлении России". Но пока такой уверенности нет. Без участия же Англии вся тяжесть войны на два фронта ляжет преимущественно на наши плечи". "В силу этого единственно правильный путь нашей политики я пока вижу в сохранении мира" 67 . В этом документе с полной очевидностью вскрыта истинная причина "пацифизма" Бисмарка и его политики предотвращения австро-русского конфликта и поддержания "дружбы" с Россией: все это было ему нужно лишь до тех пор, пока не было прочной договоренности с Англией. Еще в 1870 г. - такой неизменной оставалась у него эта схема - Бисмарк сказал: "До тех пор пока наши отношения к Австрии но поставлены на лучшую и более прочную основу, до тех пор пока в Англии не возобладало убеждение, что своего единственного и наиболее надежного союзника на континенте она может найти только в Германии, - наибольшую цену для нас представляют добрые отношения с Россией" 68 . Бисмарк действительно стремился избежать войны Австрии и Германии против России и Франции, но лишь до тех пор, "пока" не было обеспечено участие Англии. "Возможность войны, - заявил однажды Бисмарк в частной беседе, - зависит от позиции, которую по отношению к России займет Англия: возьмет ли она на себя роль рабочего быка или же ожиревшего, страдающего удушьем" 69 .

Мы видим теперь, как обстоит дело с "пацифизмом" Бисмарка. Мы видим, что прав был Энгельс, а не апологеты Бисмарка. Но больше того. В цитированном выше письме Марксу Энгельс, указав, что Бисмарк хочет войны, продолжает: "В союзе с Австрией и Англией он может уже решиться на, это"; "если бы присоединилась Англия, шансы были бы весьма благоприятны для Бисмарка" 70 . Можно только поражаться прозорливости Энгельса; мы можем теперь подтвердить его оценку документально. Действительно, в вопросе о войне, переход от предположений к действительности решался для Бисмарка в зависимости от позиции Англии.

Но Бисмарку нужна была не просто договоренность с Англией. Англо-германский союз, направленный против России, его не устраивал 71 . "Англия никогда не сможет рассчитывать на наш союз против России" - заявил

66 Cecil, Life of Robert, marquis of Salisbury, v. IV, 70. Ср. мнение Берхема (G. P. VII, 1368).

67 G. P., IV, 873 (записка от 27 ноября 1886 г.) (подчеркнуто нами - В. Х. ); в более осторожной форме говорилось англичанам, что к перспективе двухфронтовой войны Германия "могла бы отнестись более спокойно, если бы ей была дана гарантия английской дружбы" (G. P., IV, 784, ср. там же, 883). Ср. письмо Бисмарка Беттихеру, Bismarcks Entlassung. прилож. N 9.

68 G. P., II, p. 19.

69 Booth, Personliche Erinnerungen an den Fursten Bismarek, Hamburg 1899, S. 72. Цит. по Langer, op. cit., S. 439.

70 Маркс и Энгельс, т. XXIV, стр. 616 (подчеркнуто нами - В. Х. ), ср. письмо Маркса от 10 сентября (написанное до получения письма Энгельса).

71 В этом можно вполне согласиться с выводом Отто Беккера (Bismarck und die Einkreisung Deutsclands, 1-r Teil. Bismarck Bundnispolitik, Berlin 1923).

стр. 43

английскому послу Малету сын канцлера Герберт Бисмарк 72 . Целый ряд соображений делал такой союз нежелательным. Мы отметим здесь только одно: вся тяжесть войны, которая неизбежно превратилась бы и в войну против Франции 73 , пала бы в таком случае на плечи Германии, и у нее нехватило бы сил, чтобы нанести Франции достаточно сокрушительный удар. А без этого - победа над Россией означала бы для Германской империи только опасность реванша еще и с Востока, рост зависимости от своих союзников и следовательно подрыв гегемонии Германии в Европе 74 .

Другое дело, если бы, натравив на Россию Англию и Австрию, Германия направила бы большую часть своих собственных сил против Франции. "Мы должны иметь наши руки свободными... с тем, чтобы мы, если дело дойдет до разрыва с Россией из-за вопросов Ближнего Востока, не были вовлечены в это сразу, ибо все наши силы нужны нам против Франции" 75 . А вот перспектива, которой Бисмарк угрожал австрийцам, уговаривая их не мешать России, до тех пор пока в конфликт не втянется Англия: "Если война с Россией возникнет из-за нападения Австрии на Россию, то с моей точки зрения нам диктуется вовсе не участие в этой последней, а немедленное нападение на Францию, и наше отношение к войне с Россией должно быть поставлено в зависимость от успеха нашей войны с Францией" 76 . Заметим, что с его точки зрения можно думать, что "франко-германская война может быть проведена без того, что одновременно мы будем вынуждены на борьбу против России" 77 . Иначе говоря, он даже готов был предоставить в таком случае Австрию своей судьбе в обмен на возможность разгромить Францию.

Понятно, что этот последний вариант Бисмарку был вовсе нежелателен, и ведь приведенные замечания мыслились им как предостережение австрийскому правительству. Но, как мы видим, дело коренным образом менялось, если бы была уверенность, что Австрия не останется одна, что ей поможет Англия.

Тот политический деятель, от которого в первую голову зависело дать Бисмарку такую уверенность, т. е. лорд Сольсбери, прекрасно разгадал сущность обрисованной политики Бисмарка. Последний, писал он, хочет отвлечь русского медведя с запада на юго-восток. "Если он сможет организовать милую маленькую войну между Россией и тремя державами (т. е. Англией, Австрией и Италией), он будет иметь досуг сделать на будущее Францию безвредным соседом" 78 . В другой раз Сольсбери писал, что Бисмарк "очень хотел бы, чтобы Россия оказалась в Константинополе, ибо он уверен, что в этом случае Турция, Англия и Австрия будут вынуждены к войне, в то время как он сохранит благожелательный нейтралитет или же, если представится случай, нанесет новый удар Франции" 79 . Он склонен думать, писал Сольсбери королеве, что "кн. Бисмарк хотел войны с Францией", а когда ему стало очевидно, что Россия не допустит

72 G. P., IV, 868 (записка от 28 сентября 1886 г.); ср. также пометки Бисмарка на донесении Гарцфельда от 11 ноября 1887 г. (там же, 926, стр. 373).

73 "Совершенно несомненно, что у нас война будет на двух фронтах, как только мы ее начнем на русском фронте". (G. P., VI, 1340, 1341).

74 G. P., VI, 1340, 1341 и др.

75 G. P., IV, 900. Дальше Бисмарк продолжает в этом интересном документе: концентрация всех сил на французской границе "избавит нас от войны с Францией", и следствием того, что Германия не ввяжется в конфликт с Россией, будет "весьма вероятно то, что каждая из тех двух войн, которые угрожают Европе, смогут быть проведены порознь".

76 G. P., VI, 1163, стр. 27; ср. там же, 1186, стр. 68

77 G. P., VI, 1341.

78 Cecil, Life of Robert, Marquis of Salisbury, v. IV, p. 71 (письмо Сольсбери Уайту от 2 ноября 1887 г.).

79 Ibid, стр. 8 - 9.

стр. 44

ее разгрома, "князь постарался посеять вражду между Россией и Болгарией, надеясь, что руки царя будут благодаря этому слишком заняты, что бы позволить ему вмешаться в пользу Франции" 80 . Не сомневаясь, что Бисмарк хотел бы нанести удар Франции, Сольсбери колебался, руководствуется ли тут Бисмарк просто желанием ее разгромить, или же мысль эта внушена ему страхом, что если этого не сделает он, то войну все равно начнут французы. Для нас важно, что и в случае правильности последнего предположения Бисмарк хотел бы их предупредить - "если представится случай". Для того, чтобы случай "представился", нужно было прежде всего заполучить обязательство Англии помочь Австрии против России.

Однако добиться такого обязательства было далеко не так просто. Действительная суть той напряженной дипломатической игры, которая ведется во второй половине 80-х годов между Берлином и Лондоном вокруг восточного вопроса и которую мы здесь не можем к сожалению проследить детально, заключалась только в одном вопросе: кто кого сумеет заставить принять на себя основную тяжесть войны против России. Если Бисмарк стремился связать Англию, сохранив за собой свободу действий, то Сольсбери ставил себе совершенно аналогичную задачу: связать Австрию, а вместе с ней и Германию - одна Австрия была слишком слаба.

Мы перейдем непосредственно к результатам этих переговоров, выразившимся в обмене пот между Великобританией и Италией от 12 февраля 1887 г., к которому 23 марта присоединилась Австро-Венгрия, и в обмене нот между тремя державами 12 декабря того же года. В совокупности эти ноты и составляют так называемое "соглашение втроем" (accord a trois) или "восточную антанту". Если оставить в стороне пункты, касающиеся Франции и западной части бассейна Средиземного моря, то соглашение это сводится к следующему: пункт 1-й февральской ноты гласил: "Status quo в Средиземном, Адриатическом, Эгейском и Черном морях должен быть по возможности сохранен. Поэтому должны быть приложены старания помешать какой бы то ни было перемены к невыгоде обеих держав". Больше ровно ничего, относящегося к Черному морю, это соглашение не содержит. Соглашение 12 декабря несколько конкретизирует, в чем же именно должно заключаться сохраните status quo: "Турция не имеет нрава ни уступить, ни делегировать свои сюзеренные права по отношению к Болгарии какой-либо другой державе, пи прибегать к интервенции в целях установления иностранного управления, ни допускать насильственных действий, предпринятых с той же целью, под видом ли военной оккупации или отправки добровольцев. Равным образом Турция, поставленная договорами на пост охранительницы проливов, не может ни в какой доле уступать своих суверенных прав, пи части их, ни делегировать свою власть какой-либо другой державе в Малой Азии" (п. 5) 81 . Таким образом в отношении того, каковы должны быть липни совместной политики, была установлена достаточная ясность. Повидимому в условиях болгарского кризиса, франко-русского согласия в египетском вопросе 82 - вспомним, что в это время Друммондом Вольфом велись переговоры об англо-турецкой конвенции - и опасности франко-германской войны, которая могла бы развязать царизму руки на Востоке 83 , Сольсбери не решался отказаться от такого договора с Австрией и Италией, который накладывал обязательства и на Англию, боясь своим отказом толкнуть эти державы на соглашение с Россией и Францией. "Мое личное мнение таково, - писал Сольсбери, - что мы должны согла-

80 Ibid, стр. 26.

81 Pribram, Politische Geheimvertrage Oesterreich-Ungarns, Bdl., S. 37. 52.

82 Cecil, IV, 66.

83 Ibid, 16, 83 - 84 и др.

стр. 45

житься, но я заявляю об этом с сожалением". Мы помогаем Бисмарку, писал он, извлекать каштаны из огня (буквально то же самое Бисмарк говорил про Сольсбери). "Мне противно быть одной из сил в беззастенчивой игре Бисмарка" - писал Сольсбери с брезгливостью, часто свойственной ему, когда он говорил о Бисмарке, но, продолжал он, единодушие с Австрией и Италией "столь важно для нас", что лучше все-таки пойти им в известной мере навстречу, "чем нарушать нынешнее согласие", что угрожало бы Англии изоляцией 84 . Однако, давая свое согласие, Сольсбери постарался придать договору возможно менее связывающую форму 85 . Когда Криспи осенью 1887 г. предложил заключить настоящую военную конвенцию, то Сольсбери отказался об этом и разговаривать 86 . В итоге, если программа действий была установлена "восточной антантой" с достаточной определенностью, то характер самых действий, необходимых для проведения этой программы в жизнь, был намечен, наоборот, в довольно расплывчатой форме: "В случае сопротивления Турции каким-либо незаконным предприятиям, упоминаемым в пятой статье, три державы немедленно договорятся о мерах, которые надлежит предпринять для защиты назависимости Оттоманской империи" и неприкосновенности ее территории" (п. 7). Если же Турция будет сама участвовать в каком-либо подобном "незаконном предприятии", по растаскиванию кусков ее собственной территории (вспомним текст 5-й статьи), то три державы "совместно или каждая в отдельности приступят к "временной оккупации... пунктов оттоманской территории". Иначе говоря," "обязавшись" не отказаться захватить кусок Турции, если Россия сделает то же самое, и обещав не отказывать в этом Италии и Австрии, британский кабинет не взял на себя все же никаких твердых обязательств в отношении участия в войне против России. Правительство Сольсбери с полным правом могло заявить это в парламенте в ответ на запрос радикала Лабушера, после того как в печать проникли слухи о наличии какого-то договора.

Кабинет согласился с мнением премьера, что совсем отказаться от соглашения невозможно. Он постановил однако отложить окончательное решение до получения более подробной информации "относительно той роли, которую в намечаемом соглашении предполагает играть Германия" 87 . Ведь одна Австрия была слишком слаба, чтобы навлечь на себя главную "илу русского удара. Сольсбери указал Гацфельду, что ввиду упорных слухов о русофильстве принца Вильгельма 88 он особенно заинтересован в том, чтобы "получить заверения в моральном одобрении предложенного Англии соглашения со стороны Германии" 89 . Еще не успели просохнуть чернила на договоре перестраховки, в котором Бисмарк обещал свое "моральное" содействие захвату Константинополя Россией, как ему уже предстояло дать "моральное" одобрение соглашению, рассчитанному на то, чтобы помешать России это сделать. Ответом на английский запрос явилось личное письмо Бисмарка Сольсбери от ноября 1887 г., ставшее, можно сказать, знаменитым в огромной литературе, посвященной Бисмарку. Одновременно Сольсбери был сообщен текст австро-германского договора 1879 г.

В письме Бисмарка многие исследователи склонны усматривать попытку позондировать почву относительно возможности англо-германского союза. Вряд ли это так. В самом деле, какие цели диктовала Бисмарку полити-

84 Cecil, IV, 71, 69, 24; ср. аналогичное впечатление Гарцфельда относительно опасений оказаться и олированными (G. P., IV, 886).

85 G. P., IV, 881, 884, 885, 890; Cecil. IV, стр. 20 и сл., 78 - 79.

86 Crispi, Memoirs; Cecil, op. cit., IV, 66.

87 Cecil., IV, 71.

88 Будущий Вильгельм II.

89 G. P., IV, 925, 926; ср. там же, стр. 376, прим.**

стр. 46

ческая обстановка, когда он писал это письмо? Ему надо было побудить Сольсбери заключить соглашение с Австро-Венгрией. Ясно, что для достижения этой цели нельзя было ни поощрить никогда, не покидавших Сольсбери надежд 90 на то, что Германия вынуждена будет активно сопротивляться русской агрессии на Востоке и что Англия сможет провести войну чужими руками, ни запугать его отказом в какой бы то ни было поддержке со стороны единственной действительно "первоклассной" военной державы тройственного союза. Письмо и было в основном рассчитано на то, чтобы создать психологический эффект, нужный для достижения означенной цели.

Больше ничего не вычитать из этого длинного письма, поражающего той тщательностью, с которой автор стремится выбирать двусмысленные обороты. С полной четкостью Бисмарк заявил одно: Германская империя во всяком случае будет защищать целость Австрии; окончательно успокоить Сольсбери на этот счет должен был текст австро-германского союза, который был ему сообщен в это же время. Бисмарк заверял, что Германия переменит свою политику только в том случае, если ее союзники ей изменят. Тогда для предотвращения двухфронтовой войны он пойдет на соглашение с Россией. Пока такой измены нет, ни один германский император не откажется от защиты "независимости" дружественных держав: Австрии - против России, Италии или Англии в случае нападения на них Франции. В то же время Бисмарк подчеркивал, что из-за балканских дел Германия воевать не может (этого заявления Сольсбери должен был ожидать). Бисмарк выражая свое одобрение стремлению трех средиземноморских держав договориться. Но в конце письма мы находим между прочим такую фразу: "Невозможным является предположение, что когда-либо какой-либо германский император предоставит России помощь своего оружия, чтобы помочь ей сломить или ослабить одну из тех держав, на поддержку которых мы рассчитываем" против самой России. Характерно, что, упомянув о вооруженной поддержке, Бисмарк обошел молчанием вопрос о поддержке дипломатической. Да и как он мог дать такое заверение, раз существовал перестрахованный договор с Россией! Письмо Бисмарка с такой тщательностью отредактировано им в сугубо неясных выражениях, что уже задолго до того, как оно заставило немецких историков ломать себе головы, оно начало вводить в заблуждение тех, кому пришлось его читать, и прежде всего того, кто прочел его первым, - маркиза Сольсбери. В своем ответном письме Сольсбери писал, что без "гарантии поддержки со стороны Германии Англия, соглашаясь на accord a trois, пошла бы на политику, заранее обреченную на неудачу: Между тем сообщенный ему Бисмарком австро-германский договор "устанавливает, что ни при каких обстоятельствах существование Австро-Венгрии не может оказаться под угрозой в случае ее сопротивления "незаконным русским замыслам" 91 . В итоге кабинет примкнул к "восточной антанте". Легко видеть, что Сольсбери невольно или скорее умышленно перетолковал по-своему письмо Бисмарка; все хитроумные разграничения, которые Бисмарк проводит между защитой безопасности Австрии и защитой ее балканских интересов, формулой Сольсбери полностью игнорируются.

Надо сказать, что перед "своими" Сольсбери отнюдь не был склонен преувеличивать значение английских обязательств: он указывает, что они обязательны лишь для данного министерства 92 , и подчеркивает, что соглашение

90 Кроме неоднократно указанной выше G. P., IV, 892.

91 G. P., IV, 936; IV, 72 (текст договора, писал Сольсбери королеве, "в достаточной мере устанавливает, что Германия должна принять сторону Австрии во всякой войне между Австрией и Россией").

стр. 47

не обязывает к большему, нежели те обязательства, которые Англия уже давно взяла на себя, подписав в свое время Парижский и Берлинский трактаты 93 . Объясняя, почему он выступал против того, чтобы придать соглашению форму идентичных нот, Сольсбери писал: "Одна из моих целен при этом заключалась в том, чтобы уничтожить их (т. е. его партнеров - В. Х. ) мнение, будто наша заинтересованность в турецком господстве над: проливами находится на таком же уровне, что и интерес Австрии и Италии; хотя я целиком признаю наличие нашей заинтересованности, она не столь настоятельна и жизненна, как у них" 94 .

Соглашение 1887 г. давало недостаточно определенные обязательства и было для Бисмарка лишь полууспехом. В связи с этим обстоятельством стоит другая попытка Бисмарка добиться твердой договоренности с Англией на иной основе. В январе 1889 г. он предложил Сольсбери заключить формальный союз уже не с союзниками Германии, а с ней самой, но направленный не против России, а исключительно против Франции. Облеченное в изысканно любезные формы, предложение это сопровождалось по обычаю Бисмарка и угрозе и: если Англия не откажется от своей изоляционистской позиции, то Германия, указывал он, "будет вынуждена искать свое благополучие в таких международных связях, которых она сможет добиться без Англии" 95 . Тут Бисмарк снова пускает в ход свой козырь - возможность переориентировки на Россию, пользуясь своей "дружбой" с ней. Это снова и снова служит ему средством сколотить блок против франко-русской группы. Но те средства, которыми распологал Бисмарк для давления на Англию, оказались недостаточными: написав одному из своих коллег, что "гнусный Герберт" очень добивается союза с Англией 96 , Сольсбери ответил Бисмарку вежливым отказом 97 .

17 августа 1889 г. Люциус фон Бальхаузен, один из прусских министров, записывает в свой дневник следующие слова Бисмарка, произнесенные им на заседании прусского министерства: "На протяжении десяти лет основная задача немецкой политики заключается в том, чтобы заполучить Англию в тройственный союз" - мы не имеем при этом оснований понимать эту фразу так, что Бисмарк добивался формального присоединения Англии к тому самому документу, который был подписан в мае 1882 г. и возобновлен в 1887 г. между Германией, Австрией и Италией. "Это возможно, - продолжал он, - только, если Германия снова и снова подчеркнет свое равнодушие к восточному вопросу. Случись только, что Германия поссорится с Россией, - и Англия будет сидеть спокойно, предоставляя таскать для себя каштаны из огня" 98 .

Приходится констатировать, что Бисмарк потерпел фиаско в своей политике. И если в год основания Германской империи он надеялся, что Англия поймет, что Германия является ее естественным союзником 99 , то надежда эта оказалась напрасной.

Предложенный Бисмарком союз был абсолютно не нужен Сольсбери, и он характеризует авансы Бисмарка как "слишком докучливую немецкую дружбу" 100 . "Франция представляет самую большую опасность для Англии, - писал Сольсбери, - и она останется таковой и впредь, но опасность эта усыплена, поскольку существует современное напряженное положение между Францией и обоими ее восточными соседями. Если бы Франция ока-

93 Ibid, IV, 23, 78.

94 Ilid, 78.

95 G. P., IV, 943.

96 Cecil, IV, 124.

97 G. P., IV, 946.

98 Lucius von Balhausen, Bismarckerinnerungen.

99 См. выше.

100 Cecil, IV, 140.

стр. 48

залась с ними в дружественных отношениях, то военный и морской бюджеты стали бы быстро возрастать" 101 . Сольсбери не шел на союз против Франции, ибо незачем было связывать себя, раз и без этого была полная уверенность, что в случав англо-французского конфликта Германия станет на сторону Англии, если этот конфликт выйдет из стадии колониальных дрязг. С другой стороны, Сольсбери боялся, что война между Германией и Францией развяжет руки царской России. На этот случай он хочет союза против России и с Австрией и с Германией. Но подобный союз не устраивал уже Бисмарка. Проблема англо-германских отношений до начала англо-германского империалистического антагонизма заключалась в том, что "союз такого рода, которого хотела Англия, должен был поставить Германию в зависимость от Англии" 102 , в то время как такой союз, которого добивался Бисмарк, был совершенно не нужен англичанам. "Союз с Австрией покрывает единственное слабое место в положении Англии", - писал Сольсбери. Ни одна иностранная держава... не в состоянии нарушить английских интересов, за исключением России, если она ударит по Константинополю. Если. Австрия (следует сказать Венгрия) сможет равнодушно смотреть на захват Босфора Россией, позиция Англии станет крайне затруднительной, так как Англии придется защищать Босфор самой; ибо Россия всегда сможет купить соучастие Германии и Италии, согласившись предоставить им делать все, что им угодно с Францией. Но пока Австрия твердо стоит на этой точке зрения, Германия, а следовательно и Италия, должны итти с нею. Для Англии следовательно в настоящее время наиболее важный вопрос следующий - каковы намерения Австрии. Насколько мы можем судить, ее взгляды никогда не были более благоприятными" 103 . И Сольсбери делал из этого вывод, что нечего Англии особенно добиваться сближения с Германией. В положении Бисмарка и Сольсбери было большое различие: если Бисмарк получил от Сольсбери только полусоглашение 1887 г., а Сольсбери - только уже совсем ни к чему не обязывающее личное письмо Бисмарка, то зато в отличие от последнего лорд Сольсбери в силу характера австро-германских отношений, который после знакомства с текстом австро-германского союзного договора стал ему совершенно ясен 104 , был более или менее уверен, что и без прямых обязательств перед Англией Германская империя была в его распоряжении в случае австро-русского конфликта.

Эти расчеты Сольсбери были важнейшим препятствием на пути англо-германского соглашения и на пути Бисмарка к новому разгрому Франции, и когда мы говорим, что этот разгром был несомненно высшим идеалом Бисмарка, то это конечно вовсе не значит, что Бисмарк в любой момент желал войны. Наоборот, мы думаем даже, что практически он в течение большей части дней своего канцлерства хотел бы ее избежать; больше того - он не раз предотвращал ее опасность. Но это только потому, что ему не удалось сколотить того блока, при помощи которого он считал войну безусловно выгодной.

Войны "на два фронта", без участия Англии, Бисмарк совершенно не желал. В этом случае, писал он, Германия оказалась бы хотя и не в безнадежном, но все же в очень затруднительном положении 105 . Волей-неволей

101 Letters of Queen Victoria, 3-d series, v. I, p. 438,

102 Becker, Bismarck und die Einkreisung Deutschlands, Bd. - I; s. 149.

103 Letters of Queen Victoria, Vol. I, p. 436 и сл.

104 Только что цитированное письмо Сольсбери королеве Виктории помечено 25 августа 1888 г.

105 G. P., V, 1095: IV, 930 и др.

стр. 49

приходилось "пока" заботиться о поддержании мира 106 . Ведь, по мнению Бисмарка, было "совершенно несомненно, что у нас будет война на обоих фронтах", как только мы ее начнем на русском фронте" 107 . Отсюда вытекает вся изложенная выше мирная политика Бисмарка, направленная на соглашение с Россией и предотвращение обострения австро-русского антагонизма. Мы объяснили теперь ее происхождение. Она являлась следствием краха его "английской" политики. Отказ от войны ударял и по внутренней политике Бисмарка, направленной на насильственное подавление рабочего движения. Если исключительный закон должен был уничтожить рабочую партию, если так называемое "социальное законодательство" Бисмарка должно было расколоть рабочий класс и примирить более отсталую часть его с существующим строем, то война, принявшая характер борьбы "за национальное существование", подняла бы волну шовинизма, которая, как опасались Маркс и Энгельс, на целые годы захлестнула бы германское революционное движение 108 . Война нужна была Бисмарку по той же самой причине, по которой Маркс и Энгельс считали ее, наоборот, крайне нежелательной. О тех пор, как положение в России изменилось благодаря нарастанию революционного движения, они делали ставку не на войну против России, а на русскую революцию 109 . "Миролюбие" Бисмарка означало лишь невозможность организовать такую войну, которая принесла не только военную победу, но и решающий политический успех, освободив Германию от кошмара коалиции".

Но в мирной политике Бисмарку тоже заключалось глубокое внутреннее противоречие. Бисмарк обосновывал возможность русско-германского сближения обычно двумя тезисам. Первый из них гласил: "Между Россией и Германией не существует разногласий, которые таили бы в себе зародыши конфликта и разрыва" 110 . Второй тезис констатировал полное отсутствие у Германии собственных интересов на востоке (Desinteressementim Oreen) 111 . Насколько соответствовали эти утверждения объективному положению вещей? Относительно второго тезиса можно с полной уверенностью сказать, что в 80-х годах интересы германского капитализма в Турции были столь невелики, что тезис "этот сам по себе был совершенно верен, и Бисмарк с полным правом мог провозгласить, что из-за вопроса, кто правит на Босфоре", Германии воевать не стоит 112 . Бисмарк прямо указывал (в 1888 г.) обращавшимся к нему предпринимателям, что "мы не можем взять на себя ответственность за поощрение германской капитала направиться в Турцию". 113 Бисмарк и к приобретению Deutche Banle концессии на линию до Ангоры относился инертно 114 и скорее недоброже

106 Таким образом нет ровно никакого противоречия между приведенным выше указанием Энгельса, что Бисмарк готовит войну против России, и другими высказываниями Маркса и Энгельса, в которых они утверждают, что Бисмарк стремится предотвратить войну, и обвиняют его в руссофильстве и зависимости от России. Маркс и Энгельс совершенно точно и правильно понимали какой войны хочет Бисмарк и какой войны он боится. Когда Густав Майор в недавно появившемся II томе своей биографии Энгельса утверждает, что Энгельсу была не вполне ясна политика Бисмарка, то этим самым он обнаруживает только, что ему самому "не вполне ясны" ни политика Бисмарка, ни взгляды Энгельса (G. Mayer, Ft. Engels. II, s. 460)

107 G. P. VI, 1340.

108 Маркс и Энгельс, т. XXIV, стр. 514.

109 Энгельс, письмо Бебелю от 22 декабря 1882 г.; ему же от 17 ноября 1889 г.; ему же от 16 декабря 1879 г. (Архив, I, IV) стр. 218, 316, 170).

111 Ibid стр. 266 и др.

Можно сказать, что германские экономические интересы в Турции были еще не достаточно мощными, чтобы повлиять на политику. Но если у Германской империи и не было собственных политических интересов на Востоке, то зато они имелись у Австрии - и при том огромного значения. Чтобы понять сущность этих интересов, надо учесть особенности Австрии, как многонационального государства 117 . Та специфическая политическая структура, которую приняла Австрия после 1866 г., - система дуализма, установленная соглашением 1867 г., - означала фактическое господство мадьярского дворянства в монархии Габсбургов 118 . Система дуализма и преобладание венгерских помещиков были естественным последствием создания Малой Германии: битва при Садовой, изгнав Австрию из Германии и тем самым ослабив как немецкий элемент в Цислейтании, так и положение самой династии и двора, заставили последних пойти на уступки венграм. И в 1867 г. гр. Вейст, готовясь к реваншу за Садовую, вынужден был для укрепления тыла договориться с мадьярами о разделении между немцами и венграми "труда" по угнетению других национальностей. Так возникла в Австрии та "старая специальная система управления, когда буржуазная власть приближает к себе некоторые национальности, дает им привилегии, а остальные нации принижает". Несомненно, что эта система австро-венгерского дуализма таила в себе огромные опасности усиливая присущую всем многонациональным буржуазным государствам "неустойчивость и непрочность" 119 . И к Венгрии это относилось в еще большей степени, нежели к Собственно Австрии. В Венгрии около 2 тыс. собственников владели свыше 575 тыс. га, причем на каждого в среднем приходилось по 31/2 тыс. га; среди них имелись владельцы латифундий до 240 тыс. га, равных которым не было в Европе. Это составляло (по кадастру 1895 г.) 31,2%, т. е. приблизительно 1/3 всей земельной площади (заметим, что кадастр не учитывает при этом площади поместий, которые совсем не обрабатывались). Между тем из этих чисто пастбищных и лесных владений большая часть падает именно на латифундии. Эта же кучка мадьярских земельных магнатов с прибавлением к пей еще некоторых элементов мелкого джентри 120 , монопольно держала в своих руках и все должности в государственное аппарате. Крах политической власти венгров над славянами и румынами означал бы как потерю этой монополии, так и потерю всех поместий, расположенных вне областей, населенных собственно венграми. Между тем на 7,4 млн. этих последних в Венгрии

приходилось 7,6 млн. славян и румын и 2 млн. немцев. Господство венгров при таких условиях могло держаться только благодаря системе жестокого подавления всякой политической активности других национальностей. В Венгрии, как и в Австрии, национальный вопрос представлял таким образом "ось политической жизни, вопрос существования" 121 . Из всего изложенного вытекает балканская политика венгерского дворянства. Ее главнейшая задача заключалась в том, чтобы но возможности консервировать оттоманскую империю, эту "плотину Австрии против России и ее славянской свиты" 122 .

Распадение Европейской Турции и национальное объединение турецких славян означали бы угрозу, что балканские государства обратят взоры на своих соплеменников в Австро-Венгрии. Эта опасность стала бы грозной, если бы на Балканах была ликвидирована политическая раздробленность благодаря появлению крупного югославянского государства. Образование последнего грозило бы распадом двуединой монархии. Помешать этому было для нее - и особенно для Венгрии - вопросом жизни и смерти. Сан-стефанская Болгария была благополучно ликвидирована Берлинским конгрессом. Но еще большую опасность могла бы представлять великая Сербия. "Расширение границ Сербии, - говорил гр. Андраши Горчакову, - о котором мечтают приверженцы так называемой великосербской идеи и которое охватило бы как Боснию и Герцоговину, так и другие области, не может быть примирено с позицией Австро-Венгрии, часть подданных которой принадлежит к этой же нации и следовательно может преисполниться подобными же стремлениями" 123 . Иначе говоря, великая Сербия может стать центром притяжения и для юго-славян Австро-Венгрии. Именно, чтобы предотвратить создание крупного славянского государства провел Андраши оккупацию Боснии и Герцоговины, несмотря на энергичное сопротивление своих же соплеменников - мадьяр. Ибо целью венгерской политики была в те времена - и поскольку часть балканских народов уже освободилась от турецкого владычества - именно "балканизация" Балкан, а вовсе не территориальные захваты. Тот же граф Андраши заявил однажды, что "мадьярская ладья переполнена богатством и всякий новый груз - будь то золото, будь то грязь - может ее только опрокинуть". В менее поэтической форме ту же самую мысль выразил другой венгерский дипломат Сечени: "Усиление югославянских элементов нежелательно с точки зрения сохранения равновесия австро-венгерской монархии" 124 . Эти соображения несомненно относились не только к интересам мадьярских магнатов, но и немецкой буржуазии собственно Австрии. Но у венгров к этому добавлялся еще чрезвычайно важный чисто экономический момент: в случае аннексий аграрных балканских областей неизбежно пала бы та таможенная стена, которая ограждала австрийский рынок от балканского сырья 125 .

стр. 52

Второе же по значению место нанимали балканские страны, прежде всего Турция, Румыния и Сербия, которые вместе поглощали приблизительно на 66 млн. гульденов австро-венгерских товаров, а вместе с другими балканскими странами больше, чем на 70 млн. гульденов, т. е. около 9%. Но эта цифра ровно ничего не говорит о значении Балкан как рынка для австрийской промышленности: ведь туда шел преимущественно промышленный экспорт. По железу... железным изделиям (в 1894 г.) три названных ближневосточных рынка поглощали около 25% всего экспорта; приблизительно такова же была их роль для экспорта текстильных изделий (кроме шелка) и для готового платья. Сахарная промышленность сбывала на них около 15% своего вывоза, несколько больше был этот процент для бумаги и бумажных изделий, а для спичечной промышленности он составлял даже больше 40%. По некоторым отраслям текстильной промышленности, а именно по шерстяным изделиям, процент этот поднимается тоже до 40 126 . Совокупность всех этих моментов приводила к тому, что австро-венгерская политика на Балканах может быть сведена к двум основным задачам: во-первых, поддержание территориального status quo; во-вторых, в рамках этого satus quo - всемерное усиление австрийского влияния. Сущность этих обоих политических задач может быть выражена формулой: экономическая гегемония без политической аннексии. Величайшую опасность для подобной политики представляла царская Россия. Укрепление русского влияния на Балканах означало бы не только угрозу экономическим интересам австрийской промышленности, но и огромное поощрение антиавстрийских претензий балканских государств. Отсюда тот панический ужас, который внушало австрийцам утверждение русского влияния в Болгарии или тем более захват Константинополя, который, говоря словами Энгельса 127 , означал бы "полное господство" России над Балканским полуостровом. Так вырос австро-русский антагонизм, и вместе с тем перед внешней политикой Германской империи при условии отсутствия достаточного контакта с Англией и по мере того, как вырисовывалось отсутствие такого контакта, вставала следующая триединая проблема: 1) сохранение целости Австро-Венгрии, 2) сохранение дружественных отношений с Россией и предотвращение австро-русского конфликта, и все это при третьем условии, - при непременном сохранении австро-русского антагонизма, который заставил бы Австро-Венгрию нуждаться в союзе с Германией. Мы уже упоминали о том ужасе, который вызывала у Бисмарка опасность австро-русского сближения и перспектива "Коалиции Кауница". Лучшей гарантией против этого было сохранение системы дуализма в Австрии. Ибо ведь вовсе не все элементы среди правящих классов Австро-Венгрии быль преисполнены такого панического страха перед "панславизмом", как венгерские джентри и магнаты и либеральная немецкая буржуазия Австрии.

Но в системе дуализма заключался и момент, который вышеобрисованную триединую задачу германской политики превращал в задачу квадратуры круга. Во-первых, именно господство средневековых мадьярских элементов колоссально обостряло национальную борьбу в Австрии, а значит, внутренне ослабляло ее, и тем самым задачу сохранения Австро-Венгрии все более приближало к работе по консервации труда. Национальная борьба грозила затронуть и армию, а в силу этого союз с Австро-Венгрией терял свою военную ценность: "Мне безразлично, - заявил однажды Бисмарк, - говорят ли в Каринтии или в Крайне по-немецки или по-славянски, но для нас важно, чтобы австро-венгерская армия осталась единой. Если она будет

126 Osterreichisches Statistisches Handbuch, Hrsg. von derk. u. k. Statistischer Zentraicommission, 14 Jahrgang, 1895. Wien 1896, SS. 205 - 206.

127 Fr. Engels, Die auswartige Politik des russischen Zarpentum, "Die Neue Zeit" 1890, s. 147

стр. 53

ослаблен национальными противоречьями, то ценность нашего союзники уменьшится" и "придется подумать, целесообразно ли возобновление нашего союза" 128 . Система дуализма делала Австро-Венгрию верной союзницей, но она же подрывала и ценность этого союза. Ослабление Австро-Венгрии несомненно повышало ценность русской дружбы для Германии, но тот же дуализм вгонял клин и в русско-германские отношения. Наконец, поддерживая "дружбу" с Россией, подталкивая ее на Балканы, Бисмарк, внешне занимая как будто положение арбитра между Россией и Австрией, в то же время невольно способствовал разложению Турции и прорыву той турецкой плотины, которая защищала Австрию от России, т. е. иначе говоря, если рассматривать дело в большом историческом масштабе, он ставил под угрозу целость той самой Австрии, сохранить которую он так стремился. Этот истинный объективный результат бисмарковской политики Маркс и Энгельс вскрыли, анализируя восточные кризисы в 1877 - 1878 и 1886 - 1887 гг 129 . Тем самым Бисмарк, подрывал - опять-таки, если взглянуть на вещи в широком историческом масштабе, - основы того самого порядка, который он хотел поддержать. Ведь "Турция и Австрия были последним оплотом старого европейское государственного порядка, который был заштопан в 1815 г., и с их гибелью порядок этот рушится окончательно. Этот крах, который осуществится в ряде войн (сперва "локализированных", а под коней "всеобщих"), ускоряет социальный кризис, а с ним гибель всех этих бряцающих оружием shampowers (дутых держав)". Нельзя было точнее предсказать, куда поведет разложение Австрии и Турции под влиянием русской агрессии и бисмарковского лозунга: "не мешать" Вслед за "локализированной" греко-турецкой войной 1897 г., за балканскими войнами 1912 - 1913 гг. оно действительно привело к "всеобщей" войне 1914 г.

Мы видим, что политика Бисмарка со всеми ее хитрыми комбинациями взаимно дополняющих договоров запуталась в серьезных противоречиях. Недаром старый дипломат Швейниц 130 с тоской задавал себе вопрос: "Куда же ведет нас эта акробатическая политика?"

Политика Бисмарка основывалась на поддержке царизма в болгарском и константинопольском вопросах. Но как бы он ни сдерживал тут Австрию в ее антирусских выступлениях, царская дипломатия не могла не полагать, что в случае, если бы конфликт принял серьезный характер, жизненно опасный для его участников, Германия окажется на стороне Австро-Венгрии. Характерно, что во время переговоров о заключении договора перестраховки Бисмарк отказался включить в договор обязательство не вступаться за Австрию в случае, если возникнет конфликт из-за ее противодействия России в Болгарии или в проливах 131 .

Мы видим теперь, что тезис Бисмарка об отсутствии противоречий между Россией и Германией оказался исторически несостоятельным: австро-русский конфликт перерос в русско-германский, и между Россией и Германией все же встал восточный вопрос.

Но франко-русские противоречия этим не исчерпывались. С аграрным кризисом, начавшим чувствоваться во второй половине 70-х голов, перед прусским юнкерством встала необходимость обороны от конкуренции русского сельскохозяйственного импорта. В 1879 г. германское правительство вводит пошлины на импортные зерновые продукты, и затем в течение 80-х годов эти пошлины дважды (в 1885 и 1887 гг.) значительно увеличиваются. К этому присоединяется еще стеснение ввоза скота, переходившее сплошь и рядом в полное запрещение ввоза, причем именно только из России под видом защиты против эпизоотии. Все эти мероприятия имели своей целью не только защиту германского рынка от русского аграрного экспорта, но и подготовку к наступлению на как раз в эти же самые годы безудержно растущую таможенную стену, защищавшую русский рынок от немецкого промышленного экспорта. Понятно, что таможенная политика Бисмарка отнюдь не благоприятствовала углублению русско-германской "дружбы". Мероприятия против германского экспорта страшно раздражали русские правящие круги. Но мнению Швейница, "меры против ветлянской чумы (которой болел русский скот) возбудили больше ненависти в Германии, нежели поддержка, оказанная Австрии в восточном вопросе" 134

Таможенная политика Бисмарка стояла таким образом в резком противоречии с его "большой" политикой. В этом находило свое отражение другое противоречие. В то время как непосредственно экономические интересы прусских аграриев требовали защиты от русской конкуренции, а интересы германских экспортных индустрии требовали завоевания русского рынка и следовательно борьбы против России, - более глубокие классовые интересы тех же слоев, связанные с задачами сохранения существующих форм их классового господства, сохранения всего прусско-германского государства требовали сближения с нею. Иначе тяготевший над Германской империей кошмар коалиций грозил превратиться в действительность. Бисмарк чувствовал это противоречие, но не мог его устранить Он мог изобрести лишь диковинную теорию о якобы полной независимости политических и экономических взаимоотношений между государствами 135 и продолжать цепляться за уходившую русскую "дружбу". →

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир) . Google . Yandex

18 января 1871 провозглашение Германской империи . Первым имперским канцлером Германии был фон Бисмарк (1815-1898). В течение почти 20 лет (1871-1890).

Бисмарк стал недосягаемым образцом. Его власть сознательно преследовала общественные цели и династические интересы. Собственные интересы приносились в жертву. Все его достижения не были оценены ни современниками, ни последователями. Он не был монархистом и не был приверженцем гегемонии Пруссии. Его главная цель – национальный интерес.

Административная реформа.

1872 г . в Пруссии была проведена административная реформа, по которой наследственная вотчинная власть юнкерства в деревне отменялась;

— В общинах она переходила к выборным старостам,

— в волости - к амтману, Амтманы управляли при участии выборных старшин

— в округе - к ландрату, которые назначались прусским королем из кандидатов, представленных местным выборным собранием, почти всегда из числа местных помещиков. При ландратах были образованы окружные советы, избиравшиеся по сословной трехклассной избирательной системе.

В итоге произошло укрепление государственного аппарата в интересах юнкеров.

Финансовая реформа.

Укрепляя экономическое и политическое положение страны, имперское правительство ввело в 1871 - 1873 гг . единую денежную систему. В качестве основной денежной единицы была принята золотая марка . В 1875 г . прусский банк был преобразован в Имперский банк (Рейхсбанк) с монопольным правом выпуска банковских билетов по всей империи., Централизация почты.

Судебная реформа.

В 1876 г . были приняты законы, определившие единую систему судопроизводства во всей империи. Они встретили сильное сопротивление южногерманских государств, и здесь практическое применение нового судопроизводства началось только в 1879 г. По судебной реформе высшей судебной инстанцией являлся имперский суд , но местопребывание имперского суда было установлено не в столице империи - Берлине, а в саксонском городе Лейпциге . Этим жестом германское правительство делало показную уступку.

Военная сфера.

После образования империи Бисмарку всегда мерещился реванш со стороны потерпевшей поражение в войне 1870-1871 гг. Франции. В 1874 г . при поддержке фракции национал-либералов он добился утверждения рейхстагом военного бюджета сразу на семь лет вперед.

Культуркампф.

Против бисмарковской политики опруссачивания Германии выступило католическое духовенство, стремившееся сохранить свою прежнюю независимость и влияние. На борьбу с опруссачиванием поднялись и некоторые слои населения юго-западных государств Германии, подвергавшиеся тяжелому национальному гнету: поляки, французское население Эльзаса и Лотарингии. Партия католического «центра» выступала в роли «защитницы» интересов этих народов, так как видела в этом средство усиления своей политической роли.

Чтобы сломить упорство католической церкви и партии «центра» Бисмарк провел в 1872 г. закон, по которому духовенство лишалось права надзора за школами, священникам запрещалось вести политическую агитацию. Тогда же прусским ландтагом были приняты так называемые майские законы. был проведен закон о гражданской записи браков, рождений и смерти, отнявший у церкви права, укреплявшие ее общественное влияние, и весьма солидные статьи дохода. Католическое духовенство не подчинилось этим законам и бойкотировало их. Папа Пий IX выступил с призывом к борьбе. Бисмарк ответил на это арестами и высылкой из Германии непокорных священников.

Католические священники стали выдавать себя за «мучеников» церкви . Борьбу Бисмарка с непокорными священниками сравнивали с гонениями на христиан древнеримских императоров. Духовенство должно подчиняться духовному суду, а духовный суд устраивается светской властью,Государство назначает пасторов., Религиозное образование изъято из епископского ведения., Духовенств в целом подчинялось светской власти, Запрещалась деятельность ордена иезуитов и др.

Для борьбы с рабочим классом Бисмарк пошел на примирение с оппозиционной партией «центра». В период с 1878 по 1882 г . были отменены почти все законы, направленные против католической церкви. От законодательства «культуркампфа» остались лишь закон о гражданском браке и правительственный надзор над школами

Дата публикования: 2015-11-01; Прочитано: 5194 | Нарушение авторского права страницы

studopedia.org — Студопедия.Орг — 2014-2018 год.(0.002 с)…

Внутренняя политика канцлера Бисмарка.

Отто Эдуард Леопольд Карл-Вильгельм-Фердинанд герцог фон Лауэнбург князь фон Бисмарк унд Шёнхаузен (нем. Otto Eduard Leopold von Bismarck-Schönhausen ; 1 апреля 1815 - 30 июля 1898 года) - князь, политик, государственный деятель, первый канцлер Германской империи (второго рейха), прозванный «железным канцлером». Имел почётный чин (мирное время) прусского генерал-полковника в ранге генерал-фельдмаршала (20 марта 1890).

Объединение Германии

Внутренняя политика

В 1872-1875 по инициативе и под давлением Бисмарка были приняты направленные против католической церкви законы о лишении духовенства права надзора за школами, о запрещении иезуитского ордена в Германии, об обязательном гражданском браке, об отмене статей конституции, предусматривавших автономию церкви и др. Эти мероприятия т. н. «культуркампф», диктовавшиеся сугубо политическими соображениями борьбы против партикуляристско-клерикальной оппозиции, серьезно ограничили права католического духовенства; попытки неподчинения вызывали репрессии. Это привело к отдалению от государства католической части населения. В 1878 Бисмарк провел через рейхстаг «исключительный закон» против социалистов, запрещавший деятельность социал-демократических организаций.

В 1879 Бисмарк добился принятия рейхстагом протекционистского таможенного тарифа. Либералы были вытеснены из большой политики. Новый курс экономической и финансовой политики соответствовал интересам крупных промышленников и крупных аграриев. Их союз занял господствующие позиции в политической жизни и в государственном управлении. В 1881-89 Бисмарк провел «социальные законы» (о страховании рабочих на случай болезни и на случай увечья, о пенсиях по старости и инвалидности), заложившие основы социального страхования рабочих. Вместе с тем он требовал ужесточения антирабочей политики и в течение 80-х гг. успешно добивался продления «исключительного закона». Двойственная политика по отношению к рабочим и социалистам помешала их интеграции в общественное и государственное устройство империи.

Билет 8.
1. Колониальное соперничество европейских держав во второй половине XIX — начале XX вв.

К концу XVIII в. в большинстве испанских и португальских владений в Америке также назрели революционные перемены. Рост экономических, политических, социальных и национальных противоречий между испанцами и португальцами, сосредоточившими в своих руках все высшие посты в администрации, армии и церкви, с одной стороны, и большинством населения, включая землевладельцев, торговцев и промышленников-креолов (потомков европейцев американского происхождения), — с другой, привели в конечном итоге к Войне за независимость 1810-1826 гг. В результате все владения Испании, за исключением Кубы и Пуэрто-Рико, стали свободными государствами. Бразилия, в которой освободительное движение развивалось в основном в мирных формах, добилась независимости в 1822 г. (формальное признание Испанией и Португалией независимости латиноамериканских стран растянулось на десятилетия).
После того как Северная и Южная Америка завоевали независимость, колониальные интересы европейских держав сосредоточились на Востоке и в Африке. Именно там колониализм достиг своего наивысшего расцвета и могущества, именно там начался и завершился распад колониальной системы.
В 40-е гг. XIX в. Британская Ост-Индская компания после кровопролитной войны завоевала княжество Пенджаб и другие ещё самостоятельные части Индии, завершив тем самым её полное подчинение. Началось активное колониальное освоение страны: строительство железных дорог, реформы землевладения, землепользования и налоговой системы, имевшие своей целью приспособить традиционные способы ведения хозяйства и образ жизни к интересам Англии.
Подчинение Индии открыло англичанам пути на север и восток, в Афганистан и Бирму. В Афганистане столкнулись колониальные интересы Англии и России. После англо-афганских войн 1838-1842 и 1878-1881 гг. англичане установили контроль над внешней политикой этой страны, но добиться её полного подчинения так и не смогли.
В результате первой (1824-1826 гг.) и второй (1852-1853 гг.) англо-бирманских войн, которые вела Ост-Индская компания, её армия, состоявшая в основном из наёмных индийских солдат-сипаев под командованием английских офицеров, заняла большую часть Бирмы. Сохранившая самостоятельность так называемая Верхняя Бирма была отрезана от моря, в 60-е гг. Англия навязала ей неравноправные договоры, а в 80-е гг. полностью подчинила всю страну.
В XIX в. усилилась английская экспансия в Юго-Восточной Азии. В 1819 г. была основана военно-морская база в Сингапуре, ставшая главным опорным пунктом Англии в этой части мира. Менее удачно для англичан завершилось давнее соперничество с Голландией в Индонезии, где им удалось утвердиться лишь на севере Борнео и небольших островах.
В середине XIX в. Франция захватила Южный Вьетнам и сделала его своей колонией, в 80-е гг. вытеснила из Северного Вьетнама слабеющий Китай и установила над ним протекторат. В конце XIX в. французы создали так называемый Индокитайский союз, в состав которого вошли Вьетнам, Камбоджа и Лаос. Во главе союза был поставлен французский генерал-губернатор.
В XIX в. завершилась колонизация Австралии. На территории Нового Южного Уэльса выделились колонии Тасмания, Виктория (названные в честь голландского путешественника Тасмана и английской королевы Виктории) и Квинсленд, образовались новые самостоятельные поселения Западная и Южная Австралия. Нарастал приток свободных переселенцев. В середине XIX в. они добились прекращения высылки в Австралию осуждённых. В 50-е гг. в Новом Южном Уэльсе и Виктории было открыто золото. Это привлекло в Австралию не только новые тысячи колонистов, но и капиталы.

В 1882 г. Египет был оккупирован английскими войсками, а в 1914 г. Англия установила над ним свой протекторат. В 1922 г. протекторат был отменён, Египет провозглашён независимым и суверенным государством, но это была независимость на бумаге, поскольку Англия полностью контролировала экономическую, внешнеполитическую и военную сферы его жизни.
К началу XX в. свыше 90% территории Африки принадлежало крупнейшим колониальным державам: Англии, Франции, Германии, Бельгии, Италии, Португалии, Испании.
На рубеже XIX и XX вв. колониальное соперничество и борьба за сферы влияния в мире обострились. В 1898 г. разразилась американо-испанская война, в результате которой США захватили Филиппины, Пуэрто-Рико, Гуам, Гавайские острова и установили контроль над Кубой, получившей формальную независимость. После русско-японской войны Япония установила фактическое господство над Кореей и Маньчжурией. Англо-бурская война 1899-1902 гг. завершила "собирание" Англией земель на юге Африки. Европейские державы активно вмешивались в экономическую и политическую жизнь стран, входивших в состав распадающейся Османской империи.

После Первой мировой войны, одной из главных причин которой было колониальное соперничество, произошёл территориальный передел мира.

В 1919 г. была создана Лига Наций, от имени которой была установлена опека над владениями Германии и Турции. Колониями побеждённых завладели победители. Австралия получила германские владения на Новой Гвинее, африканские колонии Германии отошли Англии (Танганьика, часть Того и Камеруна), Бельгии (Руанда и Бурунди), Франции (часть Того и Камеруна), Южно-Африканскому Союзу (Юго-Западная Африка). Франция получила также принадлежавшие Турции Сирию и Ливан, а Япония, почти не участвовавшая в войне, выторговала принадлежавшие Германии порт Циндао в Китае и острова в Тихом океане.
При общности целей колониальная политика каждой державы имела свои особенности. Например, Португалия помимо практиковавшихся всеми колониальными державами методов военно-полицейского подавления и экономической эксплуатации использовала и другие, достаточно тонкие средства воздействия на подчинённые народы, включая поощрение смешанных браков и предоставление права ассимилироваться, т.е. уравняться в той или иной мере в правах с европейцами. Правда, чтобы стать так называемыми "ассимилядуш", надо было доказать свою подготовленность к этому по уровню образования и общественному положению. Не удивительно поэтому, что в Анголе, которая была подчинена Португалией в середине XIX — начале XX вв., в 30-е гг. XX в. было только 24 тыс. ассимилядуш из примерно 3 млн жителей, в Мозамбике — 1,8 тыс. из 4,3 млн, в огромном Бельгийском Конго, где система колониального управления была сходной с португальской, в 50-е гг. только 0,8 тыс. из примерно 14 млн коренных жителей частично получили те права, которыми обладали в этой колонии европейцы.

Предыдущая12345678910111213141516Следующая

Отто Эдуард Леопольд фон Шёнхаузен Бисмарк

БИСМАРК Отто Эдуард Леопольд фон Шенхаузен (Bismarck Otto Eduard Leopold von Schonhausen) (1 апреля 1815, Шенхаузен 30 июля 1898, Фридрихсру). Прусско-германский государственный деятель, первый рейхсканцлер Германской империи.

Начало карьеры

Выходец из померанского юнкерства. Изучал юриспруденцию в Геттингене и Берлине. В 1847-48 депутат 1 и 2 Соединенных ландтагов Пруссии, во время революции 1848 выступал за вооруженное подавление волнений. Один из организаторов прусской партии консерваторов. В 1851-59 представитель Пруссии в бундестаге во Франкфурте-на-Майне. В 1859-1862 посол Пруссии в России, в 1862 посол Пруссии во Франции. В сентябре 1862 во время конституционного конфликта между прусской королевской властью и либеральным большинством прусского ландтага Бисмарк был призван королем Вильгельмом I на пост прусского министра-президента; упорно отстаивал права короны и добился разрешения конфликта в ее пользу.

Объединение Германии

Под руководством Бисмарка было осуществлено объединение Германии путем «революции сверху» в результате трех победоносных войн Пруссии: в 1864 совместно с Австрией против Дании, в 1866 против Австрии, в 1870-71 против Франции. Сохраняя приверженность юнкерству и верность прусской монархии, Бисмарк вынужден был в этот период связать свои действия с германским национально-либеральным движением. Ему удалось воплотить надежды возвышающейся буржуазии и национальные чаяния немецкого народа, обеспечить прорыв Германии на пути к индустриальному обществу.

Внутренняя политика

После образования Северо-Германского союза в 1867 Бисмарк стал бундесканцлером. В провозглашенной 18 января 1871 Германской империи он получил высший государственный пост имперского канцлера, а в соответствии с конституцией 1871 практически неограниченную власть. В первые годы после образования империи Бисмарку приходилось считаться с либералами, составлявшими парламентское большинство. Но стремление обеспечить Пруссии господствующее положение в империи, упрочить традиционную общественную и политическую иерархию и собственную власть вызывали постоянные трения в отношениях канцлера и парламента. Созданная и тщательно охраняемая Бисмарком система сильная исполнительная власть, олицетворяемая им самим, и слабый парламент, репрессивная политика по отношению к рабочему и социалистическому движению не соответствовала задачам быстро развивающегося индустриального общества. Это стало глубинной причиной ослабления позиций Бисмарка к концу 80-х.

В 1878 Бисмарк провел через рейхстаг «исключительный закон» против социалистов, запрещавший деятельность социал-демократических организаций. В 1879 Бисмарк добился принятия рейхстагом протекционистского таможенного тарифа. Либералы были вытеснены из большой политики. Новый курс экономической и финансовой политики соответствовал интересам крупных промышленников и крупных аграриев. Их союз занял господствующие позиции в политической жизни и в государственном управлении. В 1881-89 Бисмарк провел «социальные законы» (о страховании рабочих на случай болезни и на случай увечья, о пенсиях по старости и инвалидности), заложившие основы социального страхования рабочих. Вместе с тем он требовал ужесточения антирабочей политики и в течение 80-х гг. успешно добивался продления «исключительного закона». Двойственная политика по отношению к рабочим и социалистам помешала их интеграции в общественное и государственное устройство империи.

Внешняя политика

Свою внешнюю политику Бисмарк строил, исходя из ситуации, сложившейся в 1871 после поражения Франции во франко-прусской войне и захвата Германией Эльзаса и Лотарингии, ставшего источником постоянного напряжения. С помощью сложной системы союзов, обеспечивших изоляцию Франции, сближение Германии с Австро-Венгрией и поддержание хороших отношений с Россией (союз трех императоров Германии, Австро-Венгрии и России 1873 и 1881; австро-германский союз 1879; Тройственный союз между Германией, Австро-Венгрией и Италией 1882; Средиземноморское соглашение 1887 между Австро-Венгрией, Италией и Англией и «договор перестраховки» с Россией 1887) Бисмарку удавалось поддерживать мир в Европе; Германская империя стала одним из лидеров международной политики.

Закат карьеры

Однако в конце 80-х эта система начала давать трещины. Намечалось сближение России с Францией. Колониальная экспансия Германии, начатая в 80-х, обострила англо-германские отношения. Отказ России от возобновления «договора перестраховки» в начале 1890 явился серьезной неудачей канцлера. Неудачей Бисмарка во внутренней политике стал провал его плана превращения «исключительного закона» против социалистов в постоянно действующий. В январе 1890 рейхстаг отказался возобновить его. В результате противоречий с новым императором Вильгельмом II и с военным командованием по вопросам внешней и колониальной политики и по рабочему вопросу Бисмарк был уволен в отставку в марте 1890 и последние 8 лет жизни провел в своем имении Фридрихсру.

С. В. Оболенская

Энциклопедия Кирилла и Мефодия

Вернуться на главную страницу Бисмарка

2.1.2. Прусский социализм.

С образованием Германской империи в ее индустриальных регионов начали развиваться социалистические движения. Одной из важных предпосылок к этому было принятие Бисмарком такого нормативно-правового акта как «Закон, касающийся уравнивания в правах конфессий в их гражданских правах» в 1869 году, распространяющегося на территорию Северогерманского союза, а с 1971 на территорию всей Германской империи. Считая социалистов угрозой политическому режиму империи, Бисмарк попытался принять новое репрессивное законодательство. Возможно такое отношение к социалистам и стало причиной покушения на канцлера в Бад-Киссингене в 1874 году. После этого Бисмарк активно пытался провести через Рейхстаг постановление о контроле над всеми клубами и ассоциациями государством, но его отвергли центристы и либеральные прогрессисты. Результатом стараний Бисмарка стали лишь некоторые изменения в статьях уголовного кодекса, касающиеся этих объединений. Бисмарку совершенно не устраивало то, что он начал терять свое огромное влияние на Рейхстаг из-за левых партий. Поэтому канцлер обратился к общественному мнению. В газетах и различных выступлениях начали мелькать мысли Бисмарка о том, что либералы и социалисты пытаются изнутри разрушить империю. И на волне общественного мнения Бисмарк наконец получил поддержку большинства в Рейхстаге. На выборах 1877 года либералы потеряли большинство в парламенте, который вновь заметно качнулся вправо.

В 1878 году Бисмарк потребовал принятия жёсткого закона против социалистов всех направлений. Причиной тому стало совершенное в этом же году нападение на императора. Не имея никаких серьёзных доказательств, Бисмарк объявил нападавшего членом социал-демократической партии (в ее состав входили марксисты, лассальянцы и др.), основанной в Готе в 1875 году. Но член Национально-либеральной партии Бенигсен (1824-1902) в Бундесрате от лица праволиберальной фракции заявил, что требование Бисмарка - это «объявление войны рейхстагу», и его отклонили.

В июне 1878 года снова была совершена попытка покушения на императора. Бисмарк попытался использовать это как повод для роспуска депутатов, принятия законов против социалистов и получения парламентского большинства для проведения своих тарифных реформ. Но депутация от Бадена высказалась против роспуска парламента. Тогда Бисмарк заявил, что он нуждается в «единодушной поддержке» и стал угрожать подачей в отставку, либо совершением государственного переворота. Бундесрат уступил, и выборы 30 июля 1878 года привели к тому, что уверенное большинство в германском парламенте получили консерваторы и центристы за счёт либералов и социалистов (которые, впрочем, получили на два мандата больше, чем ранее). Теперь Бисмарк снова оказывал большое влияние на Рейхстаг, где увеличилось число его сторонников.

После этого канцлер начал действовать. И первое, что он сделал, провел через Рейхстаг законопроект, направленный против социалистов. Социал-демократическая партия была запрещена, равно как и её митинги, социалисты были лишены лицензии на свои публикации. Но депутаты, бывшие члены партии, по-прежнему могли избираться в Рейхстаг и беспрепятственно произносить в нём свои критические речи против государственной системы, а собираться в Швейцарии и оттуда переправлять публикации в Германию.

Ещё одним из итогов нового расклада сил в Рейхстаге стала возможность провести протекционистские экономические реформы, чтобы преодолеть экономический кризис, длившийся с 1873 года. Этими реформами канцлеру удалось сильно дезориентировать национал-либералов и привлечь на свою сторону центристов. Таким образом, в 1878 году стало ясно, что период проведения Бисмарком более либеральной и демократичной политики остался позади.

Выборы 1881 года фактически стали для Бисмарка поражением: консервативные партии и либералы Бисмарка уступили партии Центра, прогрессивным либералам и социалистам. Ситуация стала ещё серьёзнее, когда оппозиционные партии объединились для того, чтобы урезать расходы на содержание армии.

Германия отставала от Англии и Франции в отношении регулирования взаимоотношений между работодателями и работниками.

Но Бисмарк замыслил, так называемые, пенсионные реформы, как средство для превращения рабочего класса в класс лояльных государству и консервативно настроенных, то есть дорожащих своим положением. Он начал с направления в Рейхстаг проекта страхования здоровья работающих (1883 г.), который предполагал выплату пособия по болезни начиная с её третьего дня максимум на 13 недель. После трёх лет дебатов, в 1884 году было введено страхование от несчастного случая. Компенсация составляла 2/3 от средней зарплаты и начиналась с 14 недели болезни; ответственность за выплату этой компенсации возлагалась на ассоциации предпринимателей, основанные на кооперативных началах. Наконец, в 1889 году Рейхстагом был принят закон о пенсионном обеспечении в связи с возрастом или утратой работоспособности. Однако суммы, выплачиваемые на основании этого закона, долгое время оставались крайне невеликими, составляя к 1914 году в среднем 152 марки в год, в то время как средняя годовая зарплата равнялась к тому же году 1083 маркам.

В итоге правительственные меры по разным причинам не удовлетворили как работников, так и работодателей. Более того, они и в принципе не могли приостановить рост социал-демократического движения, поскольку целью последнего являлось развитие социального контроля, а не социальная компенсация. Но нельзя не согласиться, что разработанные Бисмарком меры трудового страхования намного превосходили те, что были приняты в других промышленно-развитых странах, и стали базой для дальнейших социальных реформ.

Уже после смерти Вильгельма I перемены на германском престоле чрезвычайно усилили неустойчивость политической системы. Одной из причин тому: понимание неэффективности репрессивных методов и подкупа рабочих «социальной реформой». Если при Вильгельме I все это удерживалось в состоянии равновесия, то с его смертью равновесие нарушилось. Новому кайзеру – амбициозному Вильгельму II политика Бисмарка казалась старомодной, чересчур ограниченной, лишенной мирового размаха, поэтому канцлера отправили в отставку. Бисмарк должен был уйти потому, что в условиях быстрого капиталистического развития воссоединенной им Германии, уже успели вырасти глубокие классовые противоречия между буржуазными юнкерами и усиливающимся рабочим классом. Введенные и существовавшие в течение 12 лет исключительные законы против социалистов, никак не могли устранить эти противоречия.

2.2. Внешняя политика Отто фон Бисмарка.

2.2.1. Система союзов Бисмарка.

Франкфуртский мир, подписанный между Германией и Францией в 1871 году после окончания войны, стал основой внешней политики бисмаркской Германии. Канцлер стремился увековечить этот мир, так как он предоставлял Германии значительные привилегии в отношении Франции. Между тем мир, завершивший победу воссоединенной Германии над разгромленной Францией, еще более обострил противоречия, уже ранее существовавшие между этими державами усугублялось это присоединением к Германии Эльзаса и Лотарингии.

Таким образом, после Франкфуртского мира Бисмарк всегда мог быть уверен в том, что если у Германии появится враг, то Франция непременно станет его союзником. Отсюда вытекали новые задачи: ослабить внутренние силы Франции и изолировать ее на международной арене. Отсюда его стремление предотвратить сближение, «наточивших на Германию зубы» Австрии и Франции, отсюда же — стремление укрепить отношения с Россией.

В своих мемуарах Бисмарк рассказывает, что еще в разгар кампании против Франции он был озабочен укреплением отношений с Россией и Австро-Венгрией. Таким образом, он стремился не допустить возможного повторения коалиции трех держав: России, Австрии и Франции. Он раскрывает еще одну затаенную мысль, которой он был занят уже тогда, — привлечь к будущему союзу монархических держав и Италию.

Кроме того Бисмарк искал союзника в лице Англии, но английское правительство заняло нейтральную сторону. Примерно тогда же Бисмарк заявил о том, что до тех пор, пока Англия не осознает, что своего единственного и надежного союзника на континенте она может обрести в лице Германии, добрые отношения с Россией имеют для Германии самую большую ценность.

Бисмарк выдвинул на первый план идею общности династических интересов трех восточно-европейских монархий. На этой основе он создал Союз трех императоров – германского, русского и австрийского (1873 г.). Главная цель, которую Бисмарк преследовал в создании союза — это укрепление европейских позиций молодой Германской империи. В союзе трех императоров Бисмарк стремился обеспечить международное положение Германии, сложившееся после Франкфуртского мира. Он стремился использовать не только свое политическое сближение с обеими империями, но и противоречия между ними. Не в меньшей мере он стремился использовать и противоречия между Россией и Англией.

В то время дружба России нужна была Бисмарку для того, чтобы изолировать Францию, которая досрочно выплатила контрибуцию и приступила к укреплению своей армии. Франция после разгрома Парижской коммуны, стала готовиться к реваншу. Германское правительство не собиралось ждать, пока французы возьмут политическую или военную инициативу в свои руки. Необходимо было совершить упреждающий удар. С этой целью Бисмарк сформулировал известную милитаристскую концепцию превентивной войны. «Государство, подобное Пруссии или Германии, — утверждал Бисмарк, — может подвергнуться нападению с трех или четырех сторон, и поэтому будет закономерно, если при определенных обстоятельствах это государство в наиболее выгодный для себя момент, упредив противника, само начнет против него военные действия»14.

Бисмарк понимал, что, не заручившись нейтральной позицией России, Германия не может вновь начать войну с Францией, поэтому всеми силами пытался повлиять на российское правительство, однако потерпел неудачу из-за вмешательства Горчакова. Стало совершенно ясно, что Россия не останется в стороне если начнутся боевые действия, но самым неожиданным для Бисмарка оказалось то, что и Англия проявила интерес к данному вопросу. Таким образом, вместо желанной изоляции Франции обнаружились симптомы возможной изоляции Германии, в случае, если она предпримет новую войну. Было ясно, что союз трех императоров – группировка, на которую Бисмарк пытался опереться, — дал трещину.

К концу 70-х годов Бисмарк начал поддерживать активную колониальную экспансию французской буржуазии, чтобы ослабить напряженную обстановку между странами. Он знал, что на этом пути Франция столкнется с Англией (в Индокитае, и в Египте) и с Италией (в Тунисе). Но, вместе с тем, Бисмарк поддерживал и Англию, и Италию как колониальных соперников Франции. Еще ранее он начал подталкивать к конфликту на Ближнем Востоке и царскую Россию с Австрией. Но про последних следует сказать, что Бисмарк не стремился к тому, чтобы между Россией и Австро-Венгрией началась война, так как несомненная победа России в этой войне приведет Германию к определенной зависимости от «нового восточного соседа». В Австрии он видел противовес России. Вместе с тем он не отказывался от мысли использовать и другой противовес — Англию. Но Бисмарк все-таки выбрал Австрию. В 1879 году был подписан союзный договор с Австро-Венгрией, которой гарантировал вооруженную помощь в случае войны с Россией. Со своей стороны Австро-Венгрия, предоставляя Германии помощь в случае войны с Россией, обязалась соблюдать нейтралитет в случае войны с Францией. Это была еще одна крупная трещина для «Союза трех императоров».

Таким образом, подводя черту под вышесказанным, Бисмарк упорно стремился отвратить опасность войны с Россией, которая неизбежно для Германии превратилась бы в войну на два фронта. Ослабевший «Союз трех императоров» в 1881 г. был подкреплен австро-русско-германским договором о взаимном нейтралитете этих держав, если одна из них подвергнется нападению четвертой, в частности в случае нападения Англии на Россию или Франции на Германию. Но надежд на этот договор было мало.

Бисмарк не оставлял попыток изолировать Францию, а потому поощрял Италию в конкуренции с Францией, ее притязания на захваченный Францией Тунис и способствовал приглушению ее претензий на принадлежавшие Австро-Венгрии Триест и Трентино (север Италии). Но своим основным противником Австро-Венгрия считала не Италию, а Россию. Это позволило Германии, Италии и Австро-Венгрии в 1882 г. подписать «Тройственный союз» сроком на пять лет. Бисмарк снова получил то, что ему было нужно: обязательство Италии поддержать Германию в случае нападения на нее со стороны Франции (на Австро-Венгрию подобное обязательство не распространялось). Если бы Франция напала на Италию, то ей должны были помочь оба союзника. Если бы кто-то из участников договора подвергся нападению сразу двух великих держав, ему оказывалась военная помощь. Если бы один из участников сам напал на кого-либо, ему обеспечивался нейтралитет со стороны обоих партнеров. В особых заявлениях подчеркивалось, что положения договора не должны считаться направленными против Англии. В своих мемуарах Бисмарк говорит, что «Тройственный союз — это стратегическая позиция, которая ввиду опасностей, угрожавших нам в момент его заключения, была благоразумной и при тогдашних обстоятельствах достижимой15. На основе вышесказанного можно сделать вывод. С момента образования Германской империи Бисмарк вел напряженную борьбу в области внешней политики за утверждение государства на международной арене. Он сумел создать вокруг Германии большую и сложную систему союзов и группировок. Он стремился застраховаться и перестраховаться в различных ситуациях, которые так же быстро возникали, как и рушились. На мой взгляд, одной из главных причин создания различных союзов и заключения договоров Германии с другими странами заключалось в стремлении Бисмарка разрешить конфликт с Францией. «Железный канцлер» проявил свой дипломатический талант в данной ситуации. Он буквально «жонглировал» странами Европы и «ходил по краю пропасти», борясь за интересы империи. В результате Бисмарк по возможности обеспечил себя против угрозы со стороны Франции и превратил Германию в центр системы союзов, которую следовало поддержать и, может быть, при случае даже расширить.

Страницы:← предыдущая1234следующая →